Послание к великой княгине Екатерине Павловне о покровительстве отечественнаго слова

ССХХХІІ. ПОСЛАНІЕ КЪ ВЕЛИКОЙ КНЯГИНѢ ЕКАТЕРИНѢ ПАВЛОВНѢ

О ПОКРОВИТЕЛЬСТВѢ ОТЕЧЕСТВЕННАГО СЛОВА[1].

_____

Народа своего искусница языка,

О вѣтвь отъ кореня владыкъ полночныхъ лика,

Дщерь царская, сестра умомъ и красотой!

Позволь, да днесь дерзну предстать передъ тобой ‑

// С. 527

 

Полсвѣта Аонидъ ходатая быть въ чинѣ,

При соименной какъ тебѣ сихъ странъ богинѣ

Сотрудникъ былъ въ дѣлахъ и собесѣдникъ музъ,

Смѣлъ легкаго внушать стихосложенья вкусъ,

Несчетны подвиги мѣстя въ немноги строки,

Срывалъ улыбку съ устъ, съ очесъ ея слезъ токи,                     10.

То важно, то шутя въ слухъ истину поя.

Внемли и ты гласъ лиръ отчизны твоея

И, воспріявъ подъ сѣнь ихъ своего покрова,

Предстательницей будь предъ трономъ росска слова.

 

Гласъ слава, искони исшедъ отъ Божества,

Незримость воплотилъ во зримы вещества;

Изъ нѣдра хаоса исторгнувый свѣтила

Понтъ, землю раздѣлилъ и вѣтру поднялъ крыла,

Природы спящія ростокъ разверзъ сѣмянъ:

Одушевился левъ, орелъ, левіаѳанъ,                                           20.

// С. 528

 

И кратко: Божій духъ, во словѣ устремленный,

Лишь двигнулъ тму — и тма бысть образъ сей вселенной.

Подобно человѣкъ чрезъ слово всемогущъ:

Языкъ всѣмъ знаніямъ и всей природѣ ключъ;

Во словѣ всѣхъ существъ содержится картина,

Сообществъ слово всѣхъ и дѣйствіевъ пружина.

Отъ безсловесныхъ мы отличны тварей имъ,

А пѣньемъ не равны ль и Ангеламъ самимъ?

Не даромъ басненна языческая древность,

Внявъ гласа лирнаго могущественну мѣрность,                       30.

Мечтала быть по ней и бѣгу всѣхъ міровъ,

Языкомъ нарекла поэзію боговъ.

Мы вѣримъ и поднесь, что, струнъ коснясь рукою,

Водилъ Орфей древа и камни за собою,

Ѳивъ стѣны арфою возвысилъ Амфіонъ,

Свирѣлью вѣкъ златой свелъ съ неба Аполлонъ,

И краснорѣчіе, бывъ многихъ дивъ содѣтель,

Потомству въ родъ и родъ содѣлалось свидѣтель;

Законы царствамъ давъ, совѣты давъ царямъ,

Духъ воинствамъ и свѣтъ простерло временамъ.                   40.

О, если бъ пользы всѣ могла счесть слова лира,

Не помѣстила бъ книгъ во всемъ пространствѣ міра!

Для сихъ-то важныхъ винъ отъ древнихъ самыхъ лѣтъ

Поэзію весь чтитъ и краснорѣчье свѣтъ;

Мудрѣйшіе цари и мужіе совѣта

Бывали образцы витіи иль поэта.

Когда жъ и не данъ былъ кому сей неба даръ,

Музъ къ покровительству они являли жаръ.

Челомъ блестящій вождь, пророкъ, законодатель

Міросозданія былъ первый воспѣватель                                              50.

И до потопа пѣлъ событья онъ временъ

И происшествія израильскихъ племенъ.

Надменнаго царя по погруженьи въ море,

Побѣдну пѣснь внушалъ сестрѣ онъ и Деворѣ.

Въ теченіи по немъ послѣдственныхъ вѣковъ

И пастырь и борецъ и царь его родовъ

// С. 529

 

Вѣнчанную главу на тронѣ во порфирѣ

Коль часто преклонялъ ко сладкострунной лирѣ,

Пѣлъ Всемогущему въ восторгѣ похвалы.

Подъ звуками его и холмы и валы

Какъ агнцы прядали и вспять бѣжали рѣки.

Понынѣ твердые не могутъ человѣки                                         60.

Безъ умиленья быть и ужаса въ сердцахъ,

Когда гремитъ Давидъ въ святыхъ своихъ псалмахъ.

 

Порфирородный сынъ его, наслѣдникъ трона —

Пѣвецъ премудрости, любви. Кто Соломона

Не любитъ нѣжности во пѣсняхъ Суламитъ[2]?

Изъ устъ червленныхъ розъ льетъ сладость царь-піитъ

И, проповѣдуя благіе міру нравы,

Поднесь онъ мудрыхъ вождь, Софіи лучъ и Славы.

Реченія вождя, который солнца бѣгъ

Остановилъ, въ умахъ твердиться будутъ вѣкъ,                                   70.

И вдохновенный сонмъ чрезъ духъ святый пророковъ

Сколь кратъ міръ отвращалъ вѣщаньемъ отъ пороковъ!

 

Но въ тѣ же времена въ Египтѣ Озиридъ

Былъ покоритель странъ и чтитель Піэридъ:

Водя ихъ за собой пѣсногласящи хоры,

Принудилъ звѣрскихъ ордъ свои оставить норы,

Кочующую жизнь въ жизнь премѣнить гражданъ,

Признать его царемъ, дать добровольну дань.

Въ семъ плѣнѣ царствъ ему не мечъ служилъ убійства,

Но обаяніе поэзіи, витійства.                                                       80.

Онъ просвѣщенье ввелъ чрезъ музъ къ народамъ дикимъ

И послѣ самъ почтенъ сталъ божествомъ великимъ.

Во древней сей странѣ, во колыбели музъ,

Въ вѣкъ поздній Птоломей возобновилъ къ нимъ вкусъ

И славится поднесь Пальмиры прахъ въ Сиріи,

Что былъ витіею Лонгинъ при Зинобіи.

……………………………………………………

______

// С. 530

 

 



[1]        Изъ письма Евгенія Болховитинова отъ 2 ноября 1807 г. видно, что эта эпистола была начата еще до замужства Екатерины Павловны, которой первый бракъ совершился въ 1809 (см. выше стр. 1). «Начало эпистолы вашей», говорилъ преосвященный, «съ отмѣннымъ удовольствіемъ прочиталъ. Матерія обширна и достанетъ на цѣлую поэму. По моему мнѣнію, больше надобно распространиться надъ отечественною словесностію, а иностранщину зацѣпить всколзь, яко общій только примѣръ. Простите еще откровенности моей: стихи въ эпистолѣ должны быть сколько можно простѣе, плавнѣе и безъ затруднительной для смысла перестановки словъ. Въ одѣ фразеологическій слогъ производится пареніемъ мыслей, а эпистола есть дружеская, откровенная бесѣда. Впрочемъ не испортятъ эпистолы и такіе высокіе, разительные стихи, каковъ напримѣръ: Коснулся тмѣ — и тма бысть образъ сей вселенной» (въ нашемъ текстѣ ст. 22). О высокомъ образѣ мыслей Екатерины Павловны и ея сочувствіи къ умственнымъ интересамъ можно судить особенно по письмамъ ея къ Карамзину, котораго она называла своимъ учителемъ, но къ которому писала однакожъ почти всегда по-французски, выражаясь не безъ затрудненія на родномъ языкѣ (Неизд. соч. Карамзина, ч. I, стр. 87-123). По-французски же были написаны два ея письма къ Ростопчину, напечатанныя, къ сожалѣнію, только въ переводѣ (Арх. истор. и практ. свѣдѣній, изд. г. Калачевымъ, 1860-1861, кн. II). Изъ нихъ видно, какое дѣятельное участіе великая княгиня въ 1812 г. принимала въ возбужденіи и распространеніи въ Россіи идеи о необходимости народнаго ополченія. Уже смолоду Екатерина Павловна любила серіозныя занятія и такимъ образомъ пріобрѣла многостороннія познанія. Съ особеннымъ искусствомъ владѣла она карандашемъ и украсила виньетками небольшое собраніе стихотвореній своего супруга, напечатанное 1810 г. въ Москвѣ. Всѣ эти данныя заставляютъ желать, чтобы на русскомъ языкѣ были изданы о ней свѣдѣнія подробнѣе помѣщенныхъ вскорѣ послѣ ея смерти въ Сынѣ отеч. (см. выше стр. 1). Стихи Жуковскаго на кончину королевы виртембергской проникнуты глубокою и искреннею скорбію, но именно потому, можетъ быть, они и не представляютъ никакихъ чертъ для характеристики этой замѣчательной личности, которую съ увлеченіемъ описываютъ многіе знавшіе ее современники, между прочими знаменитый Штейнъ, приглашенный императоромъ Адександромъ I, въ 1812 году, въ Россію. Изъ множества брошюръ (большею частью надгробныхъ рѣчей и стиховъ), появившихся въ Германіи по случаю ея кончины въ Штутгардѣ 26 дек. 1818 г., болѣе богатымъ содержаніемъ отличается небольшая біографія ея, напечатанная въ Канштадтѣ 1821 подъ заглавіемъ: «Katharina Pawlowna, Königin von Würtemberg. Darstellungen aus der Geschichte ihres Geistes und Lebens». Державинъ уже прежде два раза посвящалъ великой княгинѣ стихи свои (см. выше пьесы: Геба, стр. 1, и Шествіе по Волхову россійской Афритриты, стр. 37). Печатаемое нами начало Посланія сохранилось въ двухъ собственноручныхъ редакціяхъ на особыхъ листкахъ. Послѣдняя изъ нихъ, въ заглавіи которой Екатерина Павловна названа уже великой княгиней (въ первомъ спискѣ читаются только буквы в. к.), относится, можетъ быть, къ позднѣйшимъ годамъ жизни Державина, когда заботы о Бесѣдѣ люб. русск. слова могли заставить его возвратиться къ идеѣ этого посланія.

[2]        См. Томъ II, стр. 621, пьесу Соломонъ и Суламита.