На холодного стихотворца

[1]        Мы бы никакъ не догадались, какой поэтъ подалъ Державину поводъ къ этимъ стихамъ, еслибъ въ его бумагахъ не осталось черноваго отпуска записки, передъ которою набросанъ подстрочный переводъ Шиллерова Диѳирамба, начинающійся словами:

         Никогда, вѣрьте мнѣ,

         Не показываются боги,

         Никогда одни.

         За диѳирамбомъ слѣдуетъ: «Возвращая поэта, въ которомъ по истинѣ много ума, много знанія и много прекрасныхъ стиховъ, но — отъ того ли, что ужъ очень много, или что нѣтъ Пиндарова огня, который, подхвативъ, съ собою возноситъ, или пріятнаго нектара Горація, который вмѣстѣ щекотитъ, учитъ и услаждаетъ, — не прочелъ я ни одной пьесы безъ скуки*. Столь-то разнообразны и странны вкусы человѣческіе! и столь-то впрочемъ это истина, что похвалы однѣ утомляютъ не токмо постороннихъ читателей, но и самого героя!……. писанія, ежели они не приправлены аттическою солью — нравоученія или сатиры — по крайней мѣрѣ такъ мнѣ кажется. Надобно причины сему искать во глубинѣ сердца человѣческаго. Подлинно такъ; но о немъ отнюдь сего сказать не можно».

         Послѣ этихъ строкъ приписаны стихи, являющіеся въ чистой тетради подъ заглавіемъ: На холоднаго стихотворца. Любопытно это впечатлѣніе, которое производилъ Шиллеръ на Державина и которое впрочемъ довольно понятно при совершенной разнородности характера поэзіи того и другаго. Мечтательность перваго, иногда переходившая даже въ сентиментальность, была совершенно чужда чисто реальному и практическому направленію послѣдняго. Романтизмъ не могъ понравиться поэту, который по духу былъ въ полнѣйшемъ смыслѣ классикомъ.

         Основываясь на рукописяхъ, мы относимъ эту надпись къ 1790-мъ годамъ.

         * Здѣсь надъ строкою приписаны слова: я ему даже удивляюсь, которыя мы опускаемъ, такъ какъ связь ихъ съ предыдущими не совсѣмъ ясна. Далѣе точками означено неразобранное мѣсто.

[2]        ...въ мразъ...