XXV. ЭХО[1].
_______
Касаюсь струнъ, ‑ и громъ за громомъ 1.
Отъ перстовъ съ арфы въ слухъ летитъ,
Шумитъ, бушуетъ доломъ, боромъ,
Въ мглѣ шепчетъ съ тишиной и спитъ;
Но вдругъ, отдавшися отъ холма
Возвратнымъ грохотаньемъ грома,
Гремитъ и удивляетъ міръ:
Такъ ввѣкъ безсмертно эхо лиръ.
// С. 92
О мой Евгеній! коль Нарциссомъ 2.
Тобой я чтусь, — скалой мнѣ будь,
И какъ покроюсь кипарисомъ,
О мнѣ твердить не позабудь[2].
Пусть лирой я, а ты трубою,
Играя, будемъ жить съ тобою,
На Волховѣ какъ чудный шумъ
Тьмой гуловъ удивляетъ умъ.
Увы! лишь въ свѣтѣ вспоминаньемъ 3.
Безсмертенъ смертный человѣкъ:
Нарциссъ жилъ Нимфы отвѣчаньемъ, ‑
Чрезъ Музъ живутъ піиты ввѣкъ.
Пусть въ персть тѣла ихъ обратятся,
Но вновь изъ персти возродятся,
Какъ ожилъ Пиндаръ и Омиръ
Отъ Данта и Петрарка лиръ.
Такъ, знатна часть за гробомъ мрачнымъ 4.
Останется еще отъ насъ,
А паче свиткомъ безпристрастнымъ
О комъ воскликнетъ Кліинъ гласъ.
Тогда и Ѳивовъ раззоритель[3]
Той самой Званки былъ бы чтитель,
Фебъ бесѣдовалъ со мной.
Потомство воззвучитъ — съ тобой.
// С. 93
[1] Въ рукописи заглавіе: Званское эхо. Къ Евгенію, съ примѣчаніемъ: «Писано 3 числа (іюля) въ день рожденія автора; послано 13-го, въ день именинъ его, іюля 1811 г., въ отвѣтъ на писъмо Евгенія отъ 8 іюля 1809, въ которомъ онъ, похваляя званское эхо, просилъ что-нибудь написать о семъ удивительномъ явленіи природы, подобно какъ писалъ Овидій въ Превращеніяхъ своихъ». Упоминаемое здѣсь письмо въ нашихъ рукахъ. Увѣдомляя Державина о полученіи письма его изъ Званки, Евгеній продолжаетъ: «Вы опять въ сосѣдствѣ съ безсмертнымъ эхомъ, которое, вѣрно, въ первый же день вашего пріѣзда проснулось отъ зимнаго сна. Я помню у Овидія, книг. 3 Превращеній, описаніе эха, гоняющагося за Нарциссомъ:
Кто тутъ? вскричалъ Нарциссъ: кто тутъ? вскричало Эхо.
Поди ко мнѣ ‑ рекъ тотъ: поди ко мнѣ, рекло и Эхо.
Бѣжишь ты ‑ ты бѣжишь: другъ друга укоряютъ.
Постой — постой одинъ другому повторяютъ*.
«Піиты повѣствуютъ, что Нимфа Эхо, любя Нарцисса и не видя отъ него взаимной любви, изсохла отъ унынья и превратилась въ скалу, сохранившую въ себѣ вмѣсто жизни одинъ только голосъ. Званское эхо также можетъ упрекать своего любимаго барда, не пропѣвшаго ему ни одного привѣтливаго стишка. Нарциссъ у Овидія былъ по крайней мѣрѣ привѣтливѣе». Въ пьесѣ Жизнь званская (см. Томъ II, стр. 633) уже была рѣчь про эхо, о которомъ здѣсь говорится. При посѣщеніи Званки въ 1863 г., мы распрашивали мѣстныхъ жителей объ этомъ явленіи, но никто не зналъ о немъ: «отголосокъ встарину, можетъ статься, и былъ въ лѣсу, а теперь тамъ лѣсъ вырубленъ, хоть шаромъ покати» (Званка и могила. Держ., Совр. лѣтоп. 1863, № 33).
Напечатано, подъ заглавіемъ Званское эхо, въ Соч. и перев. росс. ак. 1813 г., ч. VI, стр. 172, и потомъ 1816 г., въ ч. V, хххіѵ.
*Въ позднѣйшее время Нарциссъ Овидія переведенъ М. П. Погодинымъ: см. Московскій Вѣстникъ 1828 г., ч. ѴІII, стр. 129.
[2] О мнѣ твердить не позабудь, —
т. е. какъ историкъ русской литературы: см. Томъ II, стр. 632.
[3] Тогда и Ѳивовъ раззоритель —
Александръ Македонскій, пощадившій въ Ѳивахъ домъ Пиндара.