Память другу

[1] Н. А. Львовъ, о которомъ часто упоминается въ примѣчанiяхъ І-го Тома (см. особенно стр. 511, 673, и тамъ же Предисловiе), былъ очень болѣзненъ въ послѣднiе годы жизни, и вскорѣ послѣ поѣздки къ кавказскимъ минеральнымъ водамъ, которымъ составилъ описанiе, онъ умеръ, 52-хъ лѣтъ отъ роду, 27 декабря 1803 года. Въ Мѣсяцословѣ съ росписью государственныхъ чиновъ за этотъ годъ онъ записанъ слѣдующихъ образомъ: «Членъ экспедицiи государственнаго хозяйства, опекунства иностранныхъ и сельскаго домоводства, тайный совѣтникъ, управляющiй училищемъ землянаго битаго строенiя и коммисiи о разработкѣ и употребленiи каменнаго угля». Жена Львова пережила его только четырьмя годами (ум. 1807 г.), и послѣ ея смерти три дочери ихъ: Елисавета (въ замужествѣ Львова же), Вѣра (въ замужествѣ Воейкова) и Прасковья (— Бороздина, род. 1793, ум. 1839) жили въ домѣ Державиныхъ (см. выше стр. 196). Львовъ имѣлъ также двухъ сыновей, Александра и Леонида, давно уже умершихъ, но оставившихъ потомство.

Пьеса эта въ первый разъ была напечатана въ Вѣстникѣ Европы, ч. XIX, 1805, № 4 (стр. 299). Когда она уже набиралась, И. И. Дмитрiевъ предложилъ нѣсколько измѣненiй. «Благодарю тысячу разъ», отвѣчалъ Державинъ 23 января, «за примѣчанiя и поправки. Видите, какъ худо безъ друзей писать. Не увидишь, какъ ошибешься; но ежели еще не напечатаны, то не лучше ли переправить такимъ образомъ: Ахъ! плачьте, чада! плачьте, други! (строфа 6, стихъ 5, см. варiантъ д): ибо мнѣ кажется, тутъ нужно повторенiе: то и можно прибѣгнуть къ обыкновенной у нашей братьи затычкѣ. У цѣвницы, или у дудки струнъ нѣтъ, хотя поэзiя и имѣетъ вольность называть лады струнами, а струны ладами. То не лучше ли такъ: Но ктожъ моей гитары струны На нѣжный будетъ тонъ спущать? (строфа 5, см. вар. б). Впрочемъ, ежели уже подъ прессъ попало, то быть тому такъ. Пребываю съ почтенiемъ и преданностiю» (Письмо 13 изъ напечатанныхъ М. А. Дмитрiевымъ въ 10-й книжкѣ Москвитянина 1848 г.).

Съ этими поправками стихотворенiе и явилось въ журналѣ Каченовскаго; потомъ оно было напечатано въ изд. 1808 г., ч. ІІ, LII, съ немногими новыми перемѣнами.

[2] Надъ кѣмъ? кого сiя могила и проч.

Львовъ и жена его похоронены рядомъ въ ихъ новоторжскомъ имѣнiи Черенчицахъ или, какъ оно иначе называлось, селѣ Никольскомъ, почему и владѣлецъ его часто подписывался Львовъ Никольскiй и въ шутку говаривалъ, что его со временемъ пожалуютъ графомъ Никольскимъ.

[3] Воздвигнулъ изъ земли громады.

Львовъ придумалъ способъ строить домà изъ земли и тѣмъ обратилъ на себя вниманiе императора Павла, по повелѣнiю котораго построилъ въ Гатчинѣ изъ этого новаго матерiала такъ называемый прiоратъ, красиво расположенное зданiе, до сихъ поръ сохранившееся. Впослѣдствiи нѣсколько такихъ строенiй возникло и въ Никольскомъ, куда приказано было отправить на выучку по два работника изъ каждой губернiи, такъ что ихъ собралось тамъ болѣе 100 человѣкъ. Это были въ связи съ указомъ, состоявшимся 21 августа 1797 года, объ учрежденiи училища землянаго битаго строенiя (Полн. Собр. Зак. т. XXIV, № 18, 103); директоромъ этого училища назначенъ былъ Львовъ. Понятно, что сомнительное въ своихъ результатахъ изобрѣтенiе вызвало много разнородныхъ толковъ, пересудовъ и насмѣшекъ. Кажется, опыты землебитнаго строенiя производились и въ окрестностяхъ Москвы. Карамзинъ разсказывалъ покойному графу Блудову, что однажды, гуляя тамъ, онъ увидѣлъ, что крестьяне толкутъ землю, и на вопросъ, чтò они дѣлаютъ, услышалъ отъ нихъ отвѣтъ: «Толчемъ, да безъ толку». За то другiе ожидали очень многаго отъ изобрѣтенiя Львова, и Державинъ написалъ къ портрету его двустишiе:

«Хоть взятъ онъ отъ земли и въ землю онъ пойдетъ,

Но въ зданьяхъ земляныхъ онъ вѣчно проживетъ».

О зодческомъ искусствѣ Львова было уже говорено въ Томѣ І: онъ издалъ томъ Палладiевой архитектуры и Школу деревенской архитектуры.

[4] … онъ Добрыню пѣлъ.

При стихотворенiи Н. А. Львову было также упомянуто о началѣ богатырской поэмы Добрыня, написанномъ имъ въ духѣ русскихъ былинъ. «Онъ любилъ», говоритъ Державинъ въ своихъ Объясненiяхъ, «русское природное стихотворство, самъ писалъ стихи, а особенно въ простонародномъ вкусѣ былъ неподражаемъ». Словами «межъ завтреней и межъ обѣдней» поэтъ хочетъ означить такiе часы, которые болѣе другихъ благопрiятны ясному выраженiю мыслей; въ это же время дня древнiе сказочные богатыри совершали свои подвиги: такъ Илья Муромецъ между заутреней и обѣдней впервые прiѣхалъ въ Кiевъ (Об. Д.).

[5] Теките, Музы, вслѣдъ его.

Своимъ тонкимъ вкусомъ, разнообразными талантами, общительнымъ, веселымъ нравомъ и легкостью писать стихи, особливо шутливые, Львовъ прiобрѣлъ большой вѣсъ въ литературномъ кругу, который собирался около него. Въ этомъ, болѣе нежели въ собственныхъ его трудахъ, заключается значенiе Львова для его эпохи, — значенiе, о которомъ согласно говорятъ многiе изъ его современниковъ, какъ-то Державинъ, И. И. Дмитрiевъ, Ѳ. П. Львовъ, Жихаревъ и др. Памятниками любви его къ народной поэзiи и къ музыкѣ остаются: напечатанное Прачемъ изданiе русскихъ пѣсенъ съ предисловiемъ Львова, переводъ «объясненiя музыки Сартiя» при сочиненiи Екатерины ІІ Начальное управленiе Олега, также его драматическiя шутки и проч. Если вспомнить, что онъ же издалъ Русскаго лѣтописца, Разсужденiе о перспективѣ, Русскую пиростатику и проч., то можно конечно пожалѣть, что онъ брался за слишкомъ многое и увлекался проектами, но нельзя, съ другой стороны, не подивиться его многостороннимъ дарованiямъ, живости любознательнаго ума его и неутомимой дѣятельности.

[6] Росой тiйской упоять —

«т. е. ѳивскаго пѣвца Пиндара пѣсни тiпскимъ, или Анакреономъ умягчать, ибо онъ съ авторомъ нерѣдко занимаясь поэзiей, давалъ ему совѣты, относящiеся къ прiятному вкусу» (Об. Д.). это свидѣтельство самого Державина очень важно для оцѣнки влiянiя, какое имѣлъ на его дѣятельность Львовъ. Не получивъ порядочнаго воспитанiя, не зная древнихъ языковъ, Львовъ однакожъ въ значительной степени дополнилъ свое образованiе чтенiемъ, знакомствомъ съ языками французскимъ и итальянскимъ, заграничными путешествiями и обращенiемъ въ высшемъ петербургскомъ обществѣ. Такимъ образомъ Державинъ находилъ въ немъ многое, чего ему самому недоставало, и, судя по поправкамъ и замѣчанiямъ Львова, оставшимся въ рукописяхъ, можно сказать, что онъ многое въ искусствѣ понималъ вѣрно, хотя самъ и не обладалъ высшимъ творческимъ даромъ.

[7] Кто памятникъ надъ мной поставитъ?

Въ одномъ письмѣ къ Державину Львовъ, будчи гораздо моложе его, обѣщалъ поставить ему монументъ (Об. Д.).

[8] Ужъ слезы Лизы и супруги.

Лиза — Елисавета Николаевна, старшая дочь покойнаго (Об. Д.; см. выше стр. 418).