К царевичу Хлору

<К царевичу Хлору // Сочинения Державина: [в 9 т.] / с объясн. примеч. [и предисл.] Я. Грота. — СПб.: изд. Имп. Акад. Наук: в тип. Имп. Акад. Наук, 1864—1883. Т. 2: Стихотворения, ч. 2: [1797—1808 гг.]: с рис., найденными в рукописях поэта. — 1865. С. 405—412>

1802.

LXXXII. КЪ ЦАРЕВИЧУ ХЛОРУ[1].

__

Прекрасный Хлоръ! Фелицынъ внукъ,

Сынъ матери премилосердой,

 

// 405

 

Сестеръ и братьевъ нѣжный другъ,

Супругъ супругѣ милый, вѣрный,

О ты, чей ростъ и взоръ и станъ

Есть витязя, породы царской,

Который больше другъ, чѣмъ ханъ

Орды, страны своей татарской!

Послушай, неба Серафимъ,

Ниспосланный счастливить смертныхъ,

Чтò пишетъ Солнцевъ сынъ, Браминъ,

Желая благъ тебѣ несмѣтныхъ:

Достигъ незапно громкiй слухъ

До насъ, живущихъ въ Кашемирѣ,

Что будто Зороастровъ духъ

Воскресъ въ подлунномъ здѣшнемъ мiрѣ

И, воплотясь въ тебѣ, о Хлоръ!

Возсѣлъ на нѣкоемъ престолѣ,

 

// 406

Дабы расцвѣлъ добротъ соборъ

На немъ, неслыханныхъ дотолѣ.

Такъ точно: говорятъ, что ты

Какой-то чудный есть владѣтель;

Души и тѣла красоты

Совокупя на добродѣтель,

Быть хочешь всѣхъ земныхъ владыкъ

Страшнѣй, не страхомъ, но любовью,

Блаженствомъ подданныхъ великъ,

Не покореньемъ царствъ и кровью.

Такъ: шепчутъ, будто саму власть,

Въ твоихъ рукахъ самодержавну,

Господства безпредѣльну страсть,

Ты чтишьа за власть самоуправну;

Что будто мудрая та блажь

Нерѣдко въ умъ тебѣ приходитъ,

Что царь — законовъ только стражъ,

Что онъ лишь въ дѣйство ихъ приводитъ

И ставитъ въ томъ въ примѣръ себя;

Что ты живешь лишь для народовъ,

А не народы для тебя,

И что не свыше ты законовъ;

А тѣхъ пашей, эмировъб, мурзъ

Не любишь и не терпишь точно,

Что, сами ползая средь узъ,

Мухъ давятъ въ лапахъ полномочно

И бить себѣ велятъ челомъ;

Что ты не кажешься имъ богомъ,

Не ѣздя на царяхъ верхомъ[2];

 

// 407

 

Сидишь и ходишь въ рядъ съ народомъ;

Что, не стирая съ туфлей прахъ

У муфтьевъ, дервишей, имамовъ,

Въ сѣдыхъ считаешь бородахъ

Ихъ гласъ за гласъ ты алкорановъ;

Что, чувствуя въ себѣ одномъ

Ты власъ небесъ, а слабость смертныхъ,

Имъ разбирать себя судомъ

Велишь чрезъ гражданъ частныхъ, честныхъ;

Раздоры миромъ прекращать,

Закону съ совѣстью поладить,

И больше, шерсть чтобъ не терять,

Овцамъ въ репейники не лазить[3].

Еще толкуютъ тожъ, что гласъ

Къ тебѣ народа тайно входитъ;

Что тысячью ты смотришь глазъ

И въ шапкѣ-невидимкѣ бродитъ

Вездѣ твой духъ, — и на коврахъ

Летаетъ будто самолетахъ,

Въ чалмахъ, жупанахъ, чеботахъ,

А нужно гдѣ, то и въ жилетахъ,

Чтобъ какъ-нибудь невинность спасть;

И словомъ: многими путями

 

// 408

 

Ты кротку простирая власть,

Какъ солнце, грѣешь мiръ лучами.

И даже будто бы съ собойв

Даешь ты случай всѣмъ встрѣчаться,

Писать на голубяхъ, съ тобой[4]

Такъ-сякъ и личног объясняться;

И злость и глупость на позоръ

Печатавъ, выставлять листами[5];

Молоть языкомъ всякiй вздоръ

И въ лавкахъ торговать умами;

И будто ты, увидя разъ

Лису иль волка въ агнчей кожѣд,

Вмигъ отъ своихъ сгоняешь глазъ,

Хотя бъ ихъ зрѣлъ въ какомъ вельможѣ.

А наконецъ, хотя и ханъ,

Но такъ ты чудно, странно мыслишь,

Что будто на себѣ кафтанъ

 

// 409

 

Народу подлежащимъ числишь[6];

Пировъ богатыхъ не даешь,

Убранство, роскошь презираешь,

Въ чертогахъ низменныхъ живешь[7],

Царицу четверней катаешь

И, ходя иногда пѣшкомъ,

Ты по садамъ цвѣты срываешь,

Но злата не соришь мѣшкомъ;

Торопишься въ дѣлахъ не скорое;

Такъ шьешь, чтобъ послѣ не пороть;

Мнишь, не доходомъ въ домѣ споро,

А гдѣ умѣренный расходъ[8].

И подлиннож, весьма чудесный

Бывалъ ли гдѣ такой султанъ?

 

// 410

 

Да Оромазъ блюдетъ небесный

Тебя, гаремъ, сѣдой диванъ

И всю твою орду татарску!

Да ангелъ самъ Инсфендармасъ[9]

Покрывъ главу крылами ханску,

Съ своихъ тебя не спуститъ глазъ

И узелъ укрѣпитъ священный

На поясѣ твоемъ всегда[10]!

Да ароматомъ растворенный

Твой огнь не гаснетъ никогда,

И я дивлюсь и восхищаюсь

Лишь добродѣтелямъ твоимъ,

Какъ той звѣздѣ, что поклоняюсь[11]

И коей подношу здѣсь гимнъ!

Въ хвалу тебѣ и въ присвоенье

Ея красотъ и всѣхъ потребъ,

Да имя, Хлоръ, твое, правленье

Напишется на доскѣ[i] судебъ.

Когда же подлая и даже подкупнаяз,

Прищуря мрачный взоръ, гдѣ зависть или злость

 

// 411

 

На насъ прольетъ свой ядъ, — простимъ имъ грѣхъ, вздыхая:[ii]

Не прейдутъ бѣдные чрезъ Аримановъ мостъ[12].

 

а Ты чтешь… (Первон. рукоп.).

б А тѣхъ пашей, визиревъ, мурзъ (1803).

в И даже будто находить.

г Писать на голубяхъ, просить

Съ тобою лично…

д Лису, въ ягнячьей кожѣ, волка,

Вмигъ отъ своихъ гоняя глазъ,

Уже не терпишь ихъ нисколько.

е Торопишься на казнь не скоро (Рукоп.).

ж Ну подлинно… (1803).

з Когда жъ на насъ гдѣ подкупная,

Глаза сощуря, зависть, злость

Свой пуститъ ядъ, — простимъ, вздыхая:

Не прейдутъ Аримановъ мостъ.

 

// 412



[1] Написано на Званкѣ, въ томъ же родѣ какъ ода Фелица, при которой нами уже объясненъ поводъ къ названiю Хлоромъ внука императрицы Екатерины ΙΙ (Томъ Ι, стр. 129). Напечатано отдѣльно, вмѣстѣ съ слѣдующимъ стихотворенiемъ, въ 1803 году въ «императорской типографiи», подъ заглавiемъ Посланiе индѣйскаго брамина и Гимнъ Солнцу (въ листъ большаго формата, 12 страницъ). Имя автора нигдѣ не выставлено; подъ общимъ заглавiемъ отмѣчено: «Съ дозволенiя санктпетербургскаго гражданскаго губернатора». Послѣ заглавiя на особомъ полулистѣ большая картина, въ концѣ же втораго стихотворенiя — другая; обѣ совершенно соотвѣтствуютъ приложеннымъ къ настоящей одѣ рисункамъ. Въ изд. 1808 г., см. ч. ΙΙ, XXXV.

Первая виньетка, гравированная въ отдѣльномъ изданiи Сандерсомъ по рисунку Егорова, такъ объяснена тамъ на оборотѣ заглавнаго листа: «Браминъ, подъ сѣнiю дуба столѣтняго, опершись на твердое основанiе его, пораженъ величественнымъ восхожденiемъ благотворнаго свѣтила, въ лучахъ своихъ свѣтъ, счастiе и жизнь на мiръ изливающаго. Великолѣпное зрѣлище поражаетъ его душу, и восхищенiе ея въ пѣсняхъ изливается». Въ Объясненiяхъ Державина это описанiе значительно сокращено, съ дополненiемъ, что свѣтозарности солнца «сорадуется лежащiй лѣвъ». О второй виньеткѣ, въ отдѣльномъ изданiи оды, сказано: «Младый пернатыхъ царь, къ источнику праведнаго свѣта возносящiйся, несетъ на крыльяхъ своихъ, въ вязанкѣ прiятностей жизни, правосудiе и оборону и, зерцаломъ справедливости заимствуя лучъ счастливой планеты, обращаетъ благотворное оной влiянiе на предѣлы Сѣвера». Сохранился первоначальный набросокъ послѣдняго рисунка, сдѣланный перомъ, съ подписью руки Н. А. Львова (см. Предисловiе къ Тому Ι).

[2] …Не ѣздя на царяхъ верхомъ.

«Сезострисъ, египетскiй царь, запрягалъ побѣжденныхъ царей въ колесницу, а императоръ Александръ любилъ чрезвычайно просто со всѣми обращаться» (Об. Д.).

[3] Овцамъ въ репейники не лазить.

Въ этомъ и въ четырехъ предыдущихъ стихахъ заключается намекъ на «правила Третейскаго Совѣстнаго Суда, которыя императоръ приказалъ тогда автору написать: написаны были и имъ словесно апробованы; но прочимъ гг. министрамъ какъ не понравились, то и не изданы, ибо при оныхъ нельзя уже было заводить ябедою въ суды и давить народъ неправосудiемъ въ судебныхъ мѣстахъ, изъ которыхъ, какъ овцы изъ репейниковъ, не выходятъ безъ того тяжущiеся, чтобъ не потерять своей шерсти» (Об. Д.). Объ этомъ подробнѣе въ Запискахъ его (Р. Бес., стр. 471 и слѣд.) и въ бiографiи. Ср. также одно изъ примѣчанiй къ пьесѣ Лебедь, подъ 1804 г.

[4] Писать на голубяхъ…

«Въ Египтѣ было обыкновенiе, что писали къ своимъ прiятелямъ чрезъ голубей; то и относится сей стихъ къ тому, что къ императору доходили нерѣдко письма, неизвѣстно чрезъ кого, такъ, какъ бы приносимы были птицами» (Об. Д.). О голубиной почтѣ ср. выше стр. 392.

[5] Печатавъ, выставлять листами и проч.

«Въ 1802 г. случилось въ Петербургѣ весьма мерзкое происшествiе, что женщина хорошаго состоянiя тирански и постыднымъ образомъ была умерщвлена неизвѣстными людьми: то выставлены были публикацiи о сыскѣ сихъ мерзавцевъ, и нѣкоторые по подозрѣнiю только высланы изъ города. — При семъ государѣ, а особливо въ первые годы царстврванiя, свободно можно было говорить о всемъ, какъ не затруднительно было и печатанiе книгъ, которыми книгопродавцы торговали» (Об. Д.).

[6] Народу подлежащимъ числишь.

«Государь сей, будучи въ министерскомъ комитетѣ, въ которомъ и авторъ присутствовалъ, сказалъ при случаѣ требованiя денегъ на нѣкоторые не столько нужные расходы, что онъ долженъ отчетомъ въ томъ народу, ибо деньги не его, но принадлежатъ государству» (Об. Д.).

[7] Въ чертогахъ низменныхъ живешь и проч.

«Государь сей не любилъ великолѣпiя и роскоши, жилъ лѣтомъ большею частiю на Каменномъ острову въ небольшомъ домѣ; самъ и императрица ѣздили четверней съ однимъ лакеемъ, а въ подражанiе имъ и вся публика, такъ что цуговъ совсѣмъ не употребляли, кромѣ императрицы Марiи Ѳеодоровны» (Об. Д.). Ср. начало 8-й строфы Фелицы(Томъ Ι, стр. 137): Или великолѣпнымъ цугомъ… Аббатъ Жоржель, посѣтившiй Петербургъ въ 1799 году, говоритъ: «По старинному обычаю, число лошадей означаетъ степень знатности или званiе: члены императорской фамилiи, посланники, фельдмаршалы, высшiе придворные чины имѣютъ право запрягать въ свой экипажъ шесть лошадей; генералъ-лейтенанты, генералъ-майоры могутъ ѣздить четверкой; лицамъ же, имѣющимъ низшiе чины, позволено выѣзжать только парой» и проч. (Voyage à St.-Pétersbourg, стр. 183).

[8] …А гдѣ умѣренный расходъ.

«Императоръ сей по умѣренному расходу на свой дворъ накоплялъ суммы, на кои покупаны были отъ владѣльцевъ изъ удѣльнаго департамента крестьянѣ и причислены въ казну» (Об. Д.).

[9] Да ангелъ самъ Инсфендармасъ.

Въ книгѣ Зендъ-Авеста ангелъ Инсфендармасъ упоминается какъ покровитель страны (Об. Д.). Въ извѣстномъ персидско-англiйскомъ словарѣ Джонсона (1852) имя «Instārmuz» объяснено между прочимъ какъ названiе ангела, завѣдывающаго двѣнадцатымъ мѣсяцемъ солнечнаго года (выписка В. В. Вельяминова-Зернова).

[10] На поясѣ твоемъ всегда.

На поясѣ брамины носили нѣсколько таинственныхъ узловъ; они же смотрѣли, чтобъ не угасалъ священный огонь (Об. Д.).

[11] Какъ той звѣздѣ, что поклоняюсь —

т. е. солнцу, которому въ Индiи поклонялись (Об. Д.).

[12] Брамины вѣрятъ, что души по смерти переходятъ черезъ мостъ злаго духа Аримана и, ежели онѣ не очищены, то свергаются въ неизмѣримыя бездны. Послѣднiе четыре стиха были отвѣтомъ на пасквиль, написанный на Державина однимъ писателемъ, который имѣлъ худое зрѣнiе и употреблялъ лорнетъ (Об. Д.). Намъ извѣстны два пасквиля на Державина, но они написаны были въ другiя эпохи и потому сюда не относятся; мы сообщимъ ихъ впослѣдствiи.



[i] В тексте ошибочно: дскѣ

[ii] Къ примѣчанію. Если стихи, приведенные въ отрывкѣ изъ дневника Второва (см. выше стр. 363 и дополн. къ ней примѣчаніе), считать также пасквилемъ, то едва ли не ихъ и разумѣетъ поэтъ въ концѣ оды Къ царевичу Хлору.