Праздник воспитанниц девичьего монастыря

Державин Г. Р. X. Праздник воспитанниц девичьего монастыря. // Анакреонтические песни. Петроград. 1804. С. 21—29.

X.

ПРАЗДНИКЪ

ВОСПИТАННИЦЪ ДѢВИЧЬЯГО МОНАСТЫРЯ.

‎Естьлибъ умъ какой чудесной

Столь возвыситься возмогъ,

Чтобъ проникнувъ сводъ небесной

Въ горній возлетѣлъ чертогъ;

И средь тучь тамъ бирюзовыхъ,

Будто множество зарницъ,

Бѣлокурыхъ, чернобровыхъ,

Миріяды свѣтлыхъ лицъ

Въ ризахъ блещущихъ, ефирныхъ,

Видѣлъ ангеловъ небесъ;

Съ ихъ агатныхъ, иль сафирныхъ

Черпалъ бы восторгъ очесъ;

Красоты ихъ лучь небесной

Изумлялъ бы слабый взоръ;

Ихъ гармоніи прелестной,

Тихій, умиленный хоръ,

Громкихъ арфъ и лиръ бряцанье,

Нѣжно трогали бы слухъ;

Райскихъ древъ благоуханье

Сладко упояло духъ;

Видѣлъ бы что очи тлѣнны

Не возмогутъ созерцать;

// С. 21

 

 

То внималъ что уши бренны

Не удобны постигать;

Слышалъ серафимовъ хоры

Какъ Царя Царей поютъ,

Какъ вперенные ихъ взоры

Свѣтъ съ него и радость пьютъ: —

Тотъ возмогъ бы, по сравненью

Сихъ божественныхъ чудесъ,

Живо описать, къ видѣнью

Росскихъ мысленныхъ очесъ:

Какъ полсвѣта повелитель

И Его любезный Домъ,

Павелъ, посѣщалъ обитель,

Юныхъ дѣвъ священный сонмъ.

Какъ онѣ Его встрѣчали,

Будто Бога, иль отца;

Пѣньемъ души восхищали,

А красою всѣхъ сердца.

‎Или естьли бы рожденье

На водахъ кто зрѣлъ весны,

И ее въ лучахъ явленье

Изъ кристальныя волны;

Съ холма кинулъ быстро око

На прекрасный Волги[1] брегъ,

Гдѣ разлившися широко,

И склоняя свѣтлый бѣгъ

На Каспійско лоно сткляно,

Злачныхъ горъ она въ тѣни,

Море гладко, златордяно

// С. 22

 

 

Представляетъ въ ясны дни;

Тамъ бы на песчаныхъ стогнахъ

Зрѣлъ пернатыхъ онъ стада,

Что собравшись въ миліонахъ

Какъ снѣговъ лежатъ[2] гряда.

Кроткія межъ нихъ колпицы

Въ стаѣ гордыхъ лебедей,

Сребророзовыя птицы

Лоснятся поверхъ зыбей,

И шурмуютъ и играютъ

И трепещутся средь волнъ,

Съ перьевъ, бисеръ отряхаютъ

Разноцвѣтный, влажный огнь.

Зрѣлъ бы какъ сплетясь крылами

Ходятъ по мѣлямъ стѣной,

Вдаль расплывшися кругами

Кличутся промежъ собой,

Громкій голосъ ихъ несется

По водамъ и по полямъ;

Гулъ отъ холмовъ раздается,

Изъ за рощей тихій гамъ. —

Тотъ возмогъ бы драгоцѣнну

Ту картину начертать,

Какъ Марію, несравненну,

Нѣжную Россіи Мать,

Юны дѣвы принимали

Во святилищѣ своемъ,

Благовѣйно предстояли

Предъ Величества лицемъ.

// С. 23

 

 

Въ темной зеленью алеѣ,

Древъ подровненныхъ въ тѣни,

Снѣга[3] самаго белѣе,

Легче воздуха въ ткани,

Передъ Ней онѣ играли

На помостѣ золотомъ,

Пѣли, рѣзвились, плясали,

И рядами и кругомъ.

Въ даръ священный приносили

Рукъ издѣліе своихъ;

Не сокровища дарили,

Но сердецъ преданность ихъ.

Лишь того искали взоромъ,

И желали всей душей,

Чтобъ почтила разговоромъ

Иль улыбкою Своей.

А въ сей стаѣ бѣлоснѣжной

Будто среди птицъ весна,

Къ дѣтямъ[4] взоръ бросая нѣжной

Зрѣлась Божествомъ Она.

‎Иль когдабы къ баснословнымъ

Кто восхитясь временамъ,

Къ славнымъ, свѣтлымъ, благовоннымъ,

На Олимпъ возшелъ пирамъ

И увидѣлъ бы на ономъ

Подъ паденьемъ шумныхъ водъ,

Подъ янтарнымъ небосклономъ

Въ хладную пещеру входъ,

И младыхъ въ ней Нимфъ прекрасныхъ,

// С. 24

 

 

Славнымъ пиромъ, на столахъ,

На узорчатыхъ, атласныхъ,

Бѣлыхъ, тонкихъ скатертяхъ,

Угощающихъ пріятно

Посѣтителей боговъ,

Какъ Хитоны ихъ опрятно,

Въ узлы легкихъ облаковъ

Подобравъ онѣ пристойно

Лентами зарей цвѣтныхъ,

Сановито и спокойно

Ходятъ вкругъ гостей своихъ;

Какъ съ улыбкой благородной

Съ наклоненіемъ чела,

Милой поступью, свободной,

Къ гостю каждая пришла;

Принесли имъ, тѣ въ корзинахъ,

Тѣ въ фарфорахъ прорѣзныхъ,

Въ разноцвѣтныхъ тѣ кувшинахъ,

Въ блюдахъ сребряныхъ, златыхъ,

Сочножолтыя, багряны,

Вкусноспѣлыя плоды,

Въ хрусталяхъ напитки хладны,

Сладки, искрометны льды;

Какъ тамъ боги и богини

Осклабляяся глядятъ,

Со герои, съ героини

Яствы сахарны ядятъ;

Какъ Амброзія небесна

Въ алыхъ таетъ ихъ устахъ

// С. 25

 

 

Разсыпается чудесна

Пища райская въ рукахъ;

Льется въ медѣ благовонномъ

Пламенѣющій нектаръ;

Въ сокѣ розовомъ, перловомъ

Мразъ, гасящій зноя жаръ: —

Тотъ бы внятно могъ и живо,

Описать сей праздникъ намъ,

Торжество то справедливо,

И пріятное очамъ;

Какъ подъ свѣсомъ наклоненнымъ

На столбовъ бѣлѣйшихъ рядъ

Плющемъ обвитыхъ зеленымъ

Рукъ художествомъ журчатъ,

Къ большей прелести природы,

На прекрасный Невскій брегъ,

Льющіесь съ Ефира воды,

Для прохладъ и для утѣхъ;

Гдѣ усердіе являли,

И въ привѣтствіе гостямъ

Дѣвы славный полдникъ дали

И Царицамъ и Царямъ;

Гдѣ ихъ нѣжны сонмы, хоры,

Какъ небесный нѣкій садъ

Зрителей водили взоры

Межъ утѣхъ и межъ прохладъ.

‎Иль когда уже Зефиры

Начинаютъ влажно дуть,

Боги въ мягкія сафиры

// С. 26

 

 

Идутъ съ пиршествъ отдохнуть[5];

Какъ златыя Феба стрѣлы

Прядавъ по волнамъ сколзятъ;

Вечеръ потемняетъ селы,

Окна пламенемъ горятъ;

Естьлибъ смертный дерзновенный

Столь отважится кто смѣлъ,

Чтобъ таинственны, священны,

Игры древнія хотѣлъ

Зрѣть украдкой среди нощи,

И по спутаннымъ тропамъ

Проходя кедровой рощи,

Вдругъ увидѣлъ Весты[6] храмъ;

Зрѣлъ во кругъ его Весталей[7]

Кáкъ прохаживаетъ строй;

Огнь виситъ внутри кристалей,

Во треножникѣ струёй

Послѣ жертвы дымъ курится

Предъ священнымъ олтарёмъ

Каждая дѣвица зрится

Съ преклонившимся челомъ,

Скромной блещучи красою,

Важности святой полна,

Подъ прозрачною фатою

Будто сквозь туманъ луна;

Купно всѣ со благовѣньемъ

Жертвенникъ обходятъ вкругъ

И съ тимпановъ удареньемъ,

На колѣни падши вдругъ

// С. 27

 

 

Передъ образомъ Богини,

Славословіе[8] поютъ;

За дары, за благостыни,

Въ жертву ей цвѣты кладутъ;

И гласятъ: — «О земнороднымъ

Божествамъ, прекрасна Мать!

Естьли взоромъ благосклоннымъ

Соизволишь[9] призирать

Дѣвъ тобою воскормленныхъ,

И прошенью внемлешь ихъ;

То внуши молитвъ усердныхъ

Гласъ, воспитанницъ Твоихъ;

И даруй, да подъ покровомъ

Матерней руки Твоей

Благонравья въ блескѣ новомъ,

Не порочности стезей

Въ слѣдъ мы ходимъ за Тобою,

И достойными Тебя

Будемъ жизнію святою,

Добродѣтель въ вѣкъ любя».

Зрѣлъ потомъ бы ихъ въ гуляньи,

Средь цвѣтущихъ, красныхъ мѣстъ,

Въ разноцвѣтномъ гдѣ сіяньи

Лѣсъ блисталъ лучами звѣздъ,

Какъ съ невинностью питая

Хладъ безстрастія въ крови,

Забавлялися незная

Сладостныхъ заразъ любви;

Какъ сокрывшись въ листья, въ гроты

//С. 28

 

 

И облекшись въ темну ночь,

Мѣтятъ тщетно въ нихъ Эроты

И летятъ съ досадой прочь;

Видѣлъ бы, и тайный зритель

Древнихъ праздниковъ святыхъ,

Игръ сихъ вѣрный былъ сравнитель

Росской Весты[10] дѣвъ младыхъ;

Какъ въ вечерній блескъ зарницы

Подъ прохладнымъ вѣтеркомъ,

День рожденья ихъ Царицы

Проводили торжествомъ.

Вся Россія воставала

Съ умиленьемъ зрѣть на нихъ;

Слезы радости роняла,

Такъ привѣтствовала ихъ:

«Я покоюсь послѣ боевъ;

Процвѣтайте въ тишинѣ.

Будьте матери героевъ

И подпорой твердой мнѣ».

// С. 29