На возвращение графа Зубова из Персии

[1] Въ дни счастiя Валерiана Зубова (род. 1771, ум. 1804) Державинъ привѣтствовалъ его стихами Къ Красавцу (Томъ I, стр. 604) и На покоренiе Дербента (тамъ же, стр. 743). Съ кончиною Екатерины II положенiе этого баловня судьбы измѣнилось. «Счастье съ грознымъ смѣхомъ повернуло къ нему свой хребетъ»: императоръ Павелъ, совершенно отказавшись отъ всякаго желанiя завоеванiя*, послалъ ему нѣсколько орденовъ для раздачи его подчиненнымъ и отдѣльныя приказанiя полковымъ командирамъ возвратиться съ своими полками въ предѣлы Россiи. Зубову приходилось оставаться въ лагерѣ одному: онъ отправился вслѣдъ за своею армiей и по прибытiи въ Петербургъ подалъ въ отставку; получивъ приказанiе жить подъ присмотромъ въ своихъ деревняхъ, онъ поселился въ Курляндiи, гдѣ ему принадлежали почти всѣ имѣнiя прежнихъ герцоговъ**. Поводомъ къ сочиненiю этой оды былъ разговоръ Державина при дворѣ съ княземъ С. Ѳ. Голицынымъ (см. Томъ I, стр. 223 и слѣдд.), который, упрекнувъ Державина одой на взятiе Дербента, замѣтилъ, что ужъ теперь герой его не Александръ и что льстить не было бы никакой выгоды. Державинъ отвѣчалъ, что въ разсужденiи достоинства онъ никогда не перемѣняетъ мыслей и никому не льститъ, а пишетъ по внушенiю своего сердца. — «Это неправда», возразилъ Голицынъ: «нынче ему не напишешь». — «Вы увидите», сказалъ Державинъ и, прiѣхавъ домой, сочинилъ эту оду. Хотя стихи его и не были тогда напечатаны, но они въ спискахъ находились у многихъ, не смотря на то, что Зубовъ былъ въ совершенной опалѣ (Об. Д.).

Въ печати появились они не прежде 1804 г.: ими открывается сентябрская книжка Друга просвѣщенiя за этотъ годъ (ч. III, стр. 187), гдѣ они помѣщены съ подписью Державинъ, подъ заглавiемъ: На возвращенiе изъ Персiи чрезъ Кавказскiя горы графа В. А. Зубова, 1797 года. Въ изданiи 1808 см. ч. II, XXIII.

* Подлинныя слова изъ одного рескрипта (Ист. войны въ 1799 г., Спб. 1852, т. I, стр. 23).

** Главное имѣнiе было Вюрцау съ зàмкомъ и садомъ, разведеннымъ Анной Iоанновной, когда она была герцогиней курляндской (Гельбигъ).

[2] Смиренно на соломѣ спятъ.

Первая строфа составляетъ отчасти подражанiе 16-й оде II-й книги Горацiя; ту же оду перелагалъ и Дмитрiевъ (см. его Соч., М. 1818, ч. I, стр. 40, гдѣ однакожъ ссылка на Горацiя сдѣлана совершенно невѣрно). У Дмитрiева такъ начинается 2-я строфа:

«При старости и жизни въ цвѣтѣ

Всегда въ отраду намъ покой».

Начало оды въ подлинникѣ:

«Otium Divos rogat in patenti

Prensus Aegaeo, simul atra nubes

Condidit lunam» и проч.

Въ переводѣ же г. Фета:

«Проситъ покоя съ небесъ, кто трепещетъ

Моря Эгейскаго камней подводныхъ и т. д.

Проситъ покоя средь битвы Ѳракiя,

Просятъ Мидiйцы, колчанъ за спиною»...

Въ 2-й и 3-й строфѣ у Державина развита мысль, встрѣчающаяся также у Горацiя въ извѣстной одѣ Лицинiю (ср. Томъ I, стр. 490):

«Златую избралъ кто посредственность на долю,

Тотъ будетъ презирать, покоенъ до конца,

Лачугу грязную и пышную неволю

Завиднаго дворца» (кн. II, ода 10 въ перев. г. Фета).

[3] Идетъ середнею стезей.

Ср. въ предыдущемъ примѣчанiи выраженiе Горацiя «Златую посредственность» и стихъ Державина въ одѣ На умѣренность (Томъ I, стр. 497):

Держися лучше середины,

съ соотвѣтствующимъ примѣчанiемъ (ср. тамъ же стр. 491).

[4] Прошелъ ты съ воинствомъ Кавказъ.

Уже и Ломоносовъ въ своихъ картинахъ Россiи иногда упоминаетъ Кавказъ; но Державинъ первый изъ русскихъ писателей обрисовалъ нѣсколькими крупными чертами тамошнюю природу, которая послѣ такъ часто вдохновляла нашихъ поэтовъ и повѣствователей. Образы, здѣсь начертанные, можетъ статься, были переданы ему въ разсказахъ самого Зубова. Ср. стихотворенiе Пушкина Кавказъ (1829).

[5] И гласъ его гремитъ въ горахъ.

Гоголь, въ своей блестящей характеристикѣ Державина, выписываетъ послѣднiе пять стиховъ этой строфы и говоритъ: «Тутъ, казалось, хотѣлъ создаться зримо образъ старца Каспiя, но потерялся въ какомъ-то духовномъ незримомъ очертанiи: ухо слышитъ одинъ гулъ гремящаго моря, и вмѣстѣ съ сѣдыми власами старца подъемлется волосъ на головѣ самого читателя, пораженнаго суровымъ величiемъ картины» (Сочиненiя и письма Н. В. Гоголя, т. III, стр. 442).

[6] Огромныхъ змѣй стога кишатъ.

Между Каспiйскимъ моремъ и Испаганью есть мѣсто, почти непроходимое отъ множества змѣй, и потому называемое Змѣинымъ полемъ (Об. Д.).

[7] Внизу, вверху ты видѣлъ все.

Зубовъ возвысился изъ незнатнаго дворянскаго рода и потому зналъ не только дворъ, но и низшiе слои общества (Об. Д.).

[8] Ты зрѣлъ, — и какъ въ Вратахъ Желѣзныхъ...

Дербентъ называется по-турецки Темиръ-Капу, чтò значитъ желѣзныя врата; персидское же слово Дербентъ означаетъ загороженный входъ (входъ въ гавань изъ моря былъ прежде загражденъ желѣзною цѣпью): деръ — ср. дверь; бентъ — ср. binden (H. Ханыков).

[9] Въ тебѣ я Александра чтилъ —

т. е. Александра Македонскаго, какъ завоевателя Персiи. Здѣсь Державинъ вспоминаетъ свою оду На покоренiе Дербента (см. выше примѣч. 1), въ которой было между прочимъ сказано (строфа 3):

Въ столѣтнемъ старцѣ Дарiй зрится,

А юный Александръ — въ тебѣ.

Гельбигъ въ Russ. Günstlinge считаетъ разсказъ о столѣтнемъ старцѣ недостовѣрнымъ; но этотъ разсказъ, повторенный и Бантышъ-Каменскимъ въ его Словарѣ, основывается на подлинномъ донесенiи Зубова, которое мы нашли въ копiи между бумагами Державина и откуда выписываемъ относящееся сюда мѣсто: «Но единъ остановилъ наше стремленiе, и былъ то 120-и лѣтнiй старецъ, поднесшiй въ началѣ столѣтiя ключи Дербентской крѣпости Петру Великому Первому. Оруженосецъ Екатерины Второй тѣ же ключи отъ того же старца принялъ 10-го мая 1796 года».

[10] А добродѣтель вѣкъ живетъ.

Въ этомъ и предыдущемъ стихѣ передано содержанiе всей 5-й строфы оды На покоренiе Дербента:

Но знай: какъ свѣтлый метеоръ,

Такъ блескъ трiумфовъ пролетаетъ;

Почти тогда жъ и исчезаетъ,

Коль скоро удивляетъ взоръ;

А добродѣтели святыя,

Какъ въ небе звѣзды, вѣкъ горятъ.

[11] Объятiя друзей своихъ.

«Сей графъ Зубовъ былъ человѣкъ снисходительный: говорилъ и выслушивалъ всякаго съ откровеннымъ сердцемъ, не такъ, какъ братъ его, любимецъ императрицы, несравненно старшихъ, почтѣннейшихъ себя людей принималъ весьма гордо, не удостоивая иногда и преклоненiемъ головы» (Об. Д.; ср. Томъ I, стр. 600). О В. А. Зубовѣ Жихаревъ въ «Дневникѣ студента» (Записки Соврем., стр. 302) говоритъ: «Зубовъ зналъ во всемъ мѣру, былъ человѣкъ отличныхъ свойствъ, необыкновенно уменъ и такой сердечной доброты, что невольно привлекалъ къ себѣ любовь всѣхъ, его знавшихъ. И не даромъ Державинъ въ то время, когда Зубовъ впалъ въ опалу и возвращенъ изъ Персiи, написалъ къ нему одну изъ прелестнѣйшихъ своихъ одъ, въ которой встрѣчаются такiе глубокомысленные и доказывающiе необыкновенное знанiе человѣческаго сердца стихи, какъ напримѣръ и проч.» (Здѣсь выписаны строфы 10 и 11 этой оды, при чемъ послѣднiе два стиха отмѣчены курсивомъ).

[12] Учиться никогда не поздно.

Будучи при императорѣ Павлѣ въ изгнанiи, Валерiанъ Зубовъ просился въ чужiе краи, чтобы въ путешествiи чему-нибудь научиться (Об. Д.). Въ Воспоминанiяхъ Булгарина разсказанъ случай, въ которомъ Державинъ выразился довольно сходно объ ученiи. По словамъ Булгарина, графъ Вас. Вас. Орловъ-Денисовъ, вступивъ въ службу на 12-мъ году отъ рожденiя, не зналъ ничего, кромѣ русской грамоты. «Державинъ любилъ графа... и, узнавъ, что онъ не въ состоянiи платить учителямъ на дому, присовѣтовалъ ему вступить въ пансiонъ, сказавъ, что учиться никогда и нигдѣ не стыдно». Графъ, будучи уже войсковымъ старшиною, дѣйствительно сталъ ходить въ частный пансiонъ и узналъ между прочимъ языки французскiй и нѣмецкiй (Восп. Б., ч. III, стр. 296).

[13] Еще горитъ его звѣзда.

Хотя Суворовъ въ первое время царствованiя Павла былъ также въ опалѣ и жилъ въ своемъ имѣнiи (селѣ Кончанскомъ) близъ Боровичей, однакожъ Державинъ предугадывалъ, что полководца ожидаютъ новые подвиги (Об. Д.). О причинѣ опалы Суворова см. ниже, подъ этимъ же годомъ, пьесу Къ Лирѣ.

[14] Къ которому мы всѣ идемъ.

Въ Другѣ просвѣщ., гдѣ настоящая ода въ первый разъ была напечатана (см. выше примѣч. 1), къ концу ея прибавлено четырехстишiе по поводу случившейся незадолго передъ тѣмъ кончины В. Зубова:

Пришелъ теперь къ сему покою

И ты, прекрасный человѣкъ;

Когда бъ толь славною стезею

И мой пресѣкся вѣкъ!

Передъ подписью имени поэта означенъ день смерти Зубова: 21 iюня 1804 г. (онъ умеръ въ Курляндiи).

Въ той же книжкѣ журнала вслѣдъ за этой одой помѣщено стихотворенiе Державина Волховъ Кубрѣ (см. подъ 1804 г.), въ которомъ 10-й куплетъ также посвященъ памяти Зубова и состоитъ изъ слѣдующихъ стиховъ:

Уже и вождь, ногой желѣзной

Ступавшiй Александра въ слѣдъ,

Прекрасный человѣкъ, любезный,

Лучъ бѣдныхъ, — блещетъ между звѣздъ.

[i] Къ примѣч. 8. По поводу этого примѣчанія В. В. Вельяминовъ-Зерновъ сообщилъ намъ слѣдующее: «Такое толкованіе слову Дербендъ дѣйствительно возможно; деръ по-персидски значитъ дверь, а бендъ отъ глагола бенденъ то же, что binden. Такътолкуетъ слово Дербендъ и Клапротъ. Но Каземъ-бекъ въ своемъ Дербендъ-намэ, стр. 474, 475, пр. 10, пишетъ: The common name of the fortress is Derbend, which in the Persian language signifies the shutter of the qates, i. e. the defender of the pass, and not porte fermée, as translates it Klaproth*. — Толкованіе Каземъ-бека кажется вѣрнѣе. То же самое объясненіе слова Дербендъ находится и въ извѣстномъ персидско-англійскомъ лексиконѣ Джонсона, который подъ словомъ Дербендъ пишетъ: dar-band. The bar of a door. A barrier. A narrow and difficult pass through mountains. Name of a fortress on the Caspian See»**.

* Т. е. общеупотребительное названіе крѣпости — Дербендъ, чтò по-персидски значитъ запиратель воротъ, или защитникъ прохода, а не запертыя ворота, какъ переводитъ Клапротъ.

** Даръ-бандъ. Затворъ у двери. Преграда. Тѣсный и трудный проходъ черезъ горы. Названіе крѣпости на Каспійскомъ морѣ.