Мой истукан

 

<Мой истукан // Сочинения Державина: [в 9 т.] / с объясн. примеч. [и предисл.] Я. Грота. — СПб.: изд. Имп. Акад. Наук: в тип. Имп. Акад. Наук, 1864—1883. Т. 1: Стихотворения, ч. 1: [1770—1776 гг.]: с рис., найденными в рукописях, с портр. и снимками. — 1864. С. 608—621>

LXXXIX. МОЙ ИСТУКАНЪ[1].

__

Готовъ кумиръ, желанный мною!

Рашетъ его изобразилъ:

 

// 608

 

Онъ хитрою своей рукою

Меня и въ камнѣ оживилъ.

Готовъ кумиръ! — и будетъ чтиться

Искусство Праксителя въ немъ.

Но мнѣ какою честью льститься

Въ безсмертномъ истуканѣ семъ?

Безъ славныхъ дѣлъ, гремящихъ въ мірѣ,

Ничто и царь въ своемъ кумирѣ.

Ничто! и не живетъ тотъ смертный,

О комъ ни малой нѣтъ молвы,

Ни зломъ, ни благомъ не приѣтный,

Во гробѣ погребенъ живый.

Но ты, о зверскихъ душъ забава,

Убійство! Я не льщусь тобой:

Батыевъ и Маратовъ слава

Во ужасъ духъ приводитъ мой;

 

// 609

 

Не лучше ли мнѣ быть забвенну,

Чѣмъ узами сковать вселенну?

Злодѣйства малаго мнѣ мало,

Большаго дѣлать не хочу;

Мнѣ скиптра небо не вручало,

И я на небо не ропчу[2].

Готовъ я управляться властью;

А если ею и стѣснюсь

Чрезъ зло: моей я низкой частью

Съ престоломъ свѣта не смѣнюсь.

Та мысльа всѣхъ казней мнѣ страшнѣе:

Представить въ вѣчности злодѣя!

Злодѣй, который самолюбью[3]

И тайной гордости своей

Всѣмъ жертвуетъ, — его орудью

Преграды нѣтъ, алчбѣ — цѣпей:

Внутрь совѣстью своей размученъ,

Внѣ съ радостью губитъ другихъ.

 

// 610

 

Пусть дерзостью, удачей звученъ,

Но не великъ въ глазахъ моихъ.

Хотя бы богомъ былъ онъ злобнымъ,

Быть не хочу ему подобнымъ.

Легко зломъ міръ гремѣть заставить,

До Герострата только шагъ;

Но трудно доблестью прославить

И воцарить себя въ сердцахъ:

Вѣкъ должно добрымъ быть намъ тщитьсяб,

И плодъ намъ время дастъ одно;

На зло лишь только бы рѣшиться,

И вмигъ содѣлано оно.

Рѣдка на свѣтѣ добродѣтель,

И рѣдокъ благъ прямыхъ содѣтель.

Онъ рѣдокъ! — Но какая разность

Межъ славой доброй и худой?

Чтобъ имя пріобрѣсть намъ, знатность,

И той гремѣть или другой,

Не все ль равно, когда лишь будетъ

Потомство наши знать дѣла

И злыхъ и добрыхъ не забудетъ?

Ахъ, нѣтъ! — природа въ насъ влила

Съ душой и отвращенье къ злобѣ,

Любовь къ добру — и сущимъ въ гробѣ.

Мнѣ добрая пріятна слава;

Хочу я человѣкомъ быть,

Котораго страстей отрава

Безсильна сердце развратить;

 

// 611

 

Кого ни мзда не ослѣпляетъ,

Ни санъ, ни мѣсть, ни блескъ порфиръ;

Кого лишь правда научаетъ,

Любя себя, любить весь міръ

Любовью мудрой, просвѣщенной,

По добродѣтели священной;

По ней, котора составляетъ

Вождей любезныхъ и царейв;

По ней, котора извлекаетъ

Сладчайши слезы изъ очей.

Эпаминондъ ли защититель,

Или благотворитель Титъ,

Сократъ ли, истины учитель,

Или правдивый Аристидъ:

Мнѣ всѣ ихъ имена почтенны

И истуканы ихъ священны.

Священъ мнѣ паче зракъ героевъ,

Моихъ любезныхъ согражданъ,

Предъ трономъ, на судѣ, средь боевъ

Душой великихъ Россіянъ;

Священъ! — Но если здѣсь я чести

Современныхъ не возвѣщу,

Бояся подозрѣнья въ лести:

То васъ ли, васъ ли умолчу,

О праотцы, дѣлами славны,

Которыхъ вижу истуканы?

А если древности покровомъ

Кто предо мной изъ васъ и скрытъ,

 

//612

 

Въ вѣнцѣ оливномъ и лавровомъ

Великій Петръ, какъ живъ, стоитъ;

Монархи мудры, милосерды,

За нимъ отецъ его и дѣдъ;

Отечества подпоры тверды,

Пожарскій, Мининъ, Филаретъ

И ты, другъ правды, Долгоруковъ,

Достойны вѣчной славы звуковъ.

Достойны вы! — Но мнѣ ли права

Желать — быть съ вами наряду?

Чтò обо мнѣ разскажетъ слава,

Коль я безвѣстну жизнь веду

Не спасъ отъ гибели я царства,

Царей на тронъ не возводилъ,

Не стеръ терпѣніемъ коварства,

Богатствъ моихъ не приносилъ

На жертву, въ подкрѣпленье трона,

И защитить не могъ закона.

Увы! — Почто жъ сему болвану

На свѣтѣ мѣсто занимать?

Дурную, лысу обезьяну

На смѣхъ ли дѣтямъ представлять,

Чтобъ видѣли меня потомки

Подъ паутиною въ пыли,

Рабы ступали на обломки

Мои, лежащи на земли? —

Нѣтъ! лучше быть отъ всѣхъ забвеннымъ,

Чѣмъ брошеннымъ и ввѣкъ презрѣннымъ.

Разбей же, мой второй создатель,

Разбей мой истуканъ, Рашетъ!

 

// 613

 

Румянцова лица ваятель[4]

Себѣ мной чести не найдетъ:

Разбей…. или постой немного!

Поищемъ, нѣтъ ли дѣлъ какихъ,

По коимъ бы, хотя не строго

Судя о качествахъ моихъ,

Ты могъ отвѣтствовать вселенной

За трудъ, надъ мною понесенной.

Поищемъ!... Нѣтъ. Мои бездѣлки

Безумно столько уважать;

Дѣла обыкновенны — мелки,

Чтобъ насъ заставить обожать;

Хотя бъ я съ плѣнныхъ снялъ желѣзы[5]

Законъ и правду сохранилъ,

 

// 614

 

Отеръ сиротски, вдовьи слезы,

Невинныхъ оправдатель былъ,

Органъ монаршихъ благъ и мира, —

Не стоилъ бы и тутъ кумира.

Не стоилъ бы: всѣ знаки чести,

Дозволенны самимъ себѣ,

Плоды тщеславія и лести,

Монархъ, постыдны и тебѣ.

Желаетъ хвалъ, благодаренья

Лишь низкая себѣ душа,

Живущая изъ награжденья. —

По смерти слава хороша;

Заслуги въ гробѣ созрѣваютъ,

Герои въ вѣчности сіяютъ.

Но если дѣлъ и не имѣю,

За что бъ кумиръ мнѣ посвятить:

Въ достоинство вмѣнить я смѣю,

Что зналъ достоинства я чтить,

Что могъ изобразить Фелицу,

Небесну благость во плоти;

Что пѣлъ я Россовъ ту царицу,

Какой другой намъ не найти

Ни днесь, ни впредь въ пространствѣ міра:

Хвались, моя, хвались тѣмъ, лира!

Хвались! — и образъ мой скудельной

Въ храмъ славы возноси съ собой:

 

// 615

 

Ты можешь быть столь дерзновенной,

Коль, тихой нѣкогда слезой

Ты взоръ кропя Екатерины[6],

Могда пріятною ей быть;

Взносись и достигай вершины,

Чтобы на ней меня вмѣстить,

Завистниковъ моихъ къ досадѣ,

Въ ея прекрасной Колоннадѣ[7]!

На твердомъ мраморномъ помостѣ,

На мшистыхъ сводахъ межъ столповъ,

Въ мѣди, въ величественномъ ростѣ,

Подъ сѣнью райскихъ вкругъ деревъ[8]

 

// 616

 

Поставь со славными мужами!

Я стану съ важностью стоять;

Какъ отъ зарей, всякъ день лучами

Отъ свѣтлыхъ царскихъ лицъ блистать[9],

Недвижимъ вихрями, ни громомъ

Подъ ихъ божественнымъ покровомъ.

Прострется облакъ благовонный,

Коврами вкругъ меня цвѣты….

Постой, піитъ, восторга полный!

Высоко залетѣлъ ужъ ты:

Въ пыли валялись и Омиры;

Потомство — грозный судія:

Оно разсматриваетъ лиры;

Услышитъ гласъ и твоея

И пальмы взвѣситъ и перуны,

Кому твои гремѣли струны.

Увы! легко случиться можетъ,

Поставятъ   и тебя льстецомъ[10]:

 

// 617

 

Кого днесь тайно злоба гложетъ,

Тотъ будетъ завтра въявь врагомъ[11].

Трясутъ и троны люди злые:

То, можетъ быть, и твой кумиръ

Черезъ рѣшетки золотыя

Слетитъ и разсмѣшитъ весь міръ,

Стуча съ крыльца, ступень съ ступениг,

И скатится въ древесны тѣни[i].

Почто жъ позора ждать такого?[12]

Разбей, Рашетъ, мои черты!

Разбей!....Нѣтъ, нѣтъ! еще полслова

Позволь сказать себѣ мнѣ ты.

Пусть тотъ. Кто съ большимъ дарованьемъ

Могъ добродѣтель прославлять,

Съ усерднѣйшимъ, чѣмъ я стараньемъ

Желать добра и исполнять,

Пусть тотъ не медля и рѣшится, —

И мой кумиръ имъ сокрушится.

 

// 618

 

Я радъ отечества блаженству;

Дай больше небо таковыхъд,

Россійской силы къ совершенству,

Сыновъ ей вѣрныхъ и прямыхъ!

Опредѣленія судьбины

Тогда исполнятся во всемъ:

Доступимъ міра мы средины[13],

Съ Гангеса злато соберемъ,

Гордыню усмиримъ Китая,

Какъ кедръ нашъ корень утверждая.

Тогда, каменосѣчецъ хитрый!

Кумиры твоего рѣзца

Живой струей испустятъ искры

И въ внучатахъ возжгутъ сердца.

Смотря на образъ Мараѳона[14],

 

// 619

 

Зальется Ѳемистокль слезой;

Одастъ Арману Петръ полтрона[15],

Чтобъ править научилъ другой;

Въ ихъ урнахъ фениксы взродятся[16]

И вслѣдъ ихъ славы воскрылятся.

А ты, любезная супруга[17],

Межъ тѣмъ возьми сей истуканъ;

Спрячь для себя, родни и друга

Его въ серпяный твой диванъ;

И съ бюстомъ тамъ своимъ, мнѣ милымъ,

Предъ зеркаломъе ихъ въ рядъ поставь,

Во знакъ, что съ сердцемъ справедливымъ

 

// 620

 

Не скрыть нашъ всѣмъ и виденъ нравъ,

Что слава, счастье намъ прямое —

Жить съ нашей совѣстью въ покоѣ.

 

а Ты, мысль! (1798).

б Чтобъ добрымъ быть, ввѣкъ должно тщиться.

в Любезныхъ вождей и царей.

г Степень съ степени.

д Дай небо больше…

е Подъ зеркаломъ…[ii]

 

// 621

 



[1] Есть три бюста (истукана) Державина: первый представляетъ его съ непокрытой головой, второй — въ мѣховой шапкѣ и шубѣ, по портрету Тончи, писанному въ 1801 году, а третій — въ колпакѣ и халатѣ, по портрету Боровиковскаго, писанному въ послѣднее время жизни Державина (о послѣднемъ см. Сынъ Отечества, ч. 79, № XXVII).

Настоящее стихотвореніе относится къ первому изъ этихъ бюстовъ, сдѣланному изъ гипса въ 1794 году извѣстнымъ скульпторомъ Рашетомъ (см. Выше, стр. 98, примѣчаніе 2 къ пьесѣ На отсутствіе ея величества въ Бѣлоруссію). Рашетъ, родомъ изъ Франціи, профессоръ с-петербургской академіи художествъ и почетный профессоръ академіи берлинской, служилъ также модельнымъ мастеромъ при императорской фарфоровой фабрикѣ. Его же работы, между прочимъ, бюстъ знаменитаго математика Эйлера, находящійся въ академіи наукъ (Георги, стр. 339, и Москов. вѣдом. 1785, № 8). Подлинный бюстъ Державина находится нынѣ въ библіотекѣ казанскаго университета, которому онъ подаренъ двоюродной внучкой Державина, крестницей его, Марьей Ѳедоровной Растовской, урожденной Львовой (Журн. мин. нар. просв. 1851, ч. LXXII, отд. III, стр. 7).

Пьеса Мой истуканъ была напечатана въ изданіяхъ: 1798, стр. 266, и 1808, ч. I, L.

Значеніе рисунковъ: 1) Камеронова галерея царскосельскаго дворца; 2) фениксъ вылетаетъ изъ урны (къ стиху 9-му строфы 23-й: «Въ ихъ урнахъ фениксы взродятся»).

[2] И я на небо не ропчу.

Ср. выше, стр. 369, стихъ: «По мрачнымъ горнымъ, дебрямъ ропчетъ» и примѣчаніе 6-е.

[3] Злодѣй, который самолюбью и проч.

Эта и слѣдующая строфа приведены цѣликомъ въ брошюрѣ Г.: Предувѣдомленіе къ тайной исторіи французскаго двора, переведенной съ французскаго и напечатанной въ Петербургѣ въ 1807 г. Потомъ это Предувѣдомленіе было напечатано въ Сынѣ отечества 1813 г., № LII (ч. 10). Стихами Державина воспользовался авторъ для характеристики Наполеона въ противоположность Александру I, при чемъ онъ замѣтилъ: «Вотъ что сказалъ почти пророчески объ одномъ изъ такихъ злобныхъ самовластителей громкій нашъ лирикъ».

[4] Румянцова лица ваятель.

Статуя фельдмаршала Румянцова во весь ростъ, сдѣланная по заказу графа П. В. Завадовскаго, стояла у него въ домѣ (Об. Д.). Завадовскій былъ обязанъ своимъ возвышеніемъ Румянцову, у котораго служилъ въ канцеляріи во время первой турецкой войны и который, послѣ заключенія міра, указалъ на него императрицѣ, какъ на весьма способнаго человѣка (см. выше, стр. 257, примѣч. 26 къ одѣ На Счастіе). Эта статуя была произведеніе Рашета (Георги-Безакъ, Описаніе С. Петрбурга, стр. 573). И. И. Дмитріевъ написалъ «Стихи къ бронзовой статуѣ графа Румянцова, воздвигнутой графомъ Завадовскимъ на его дачѣ» (И мои бездѣлки, стр. 7).

 

[5] Хотя бъ я съ плѣнныхъ снялъ желѣзы и проч.

Во время Пугачевскаго бунта, Державинъ, будучи поручикомъ преображенскаго полка, находился въ командировкѣ около Саратова и въ августѣ мѣсяцѣ успѣлъ отбить болѣе 800 колонистовъ и Русскихъ, уведенныхъ въ плѣнъ Киргизами. Потомъ, занимая мѣсто въ сенатѣ и участвуя въ отправленіи должности генералъ-прокурора, онъ отстаивалъ законъ и правду, отиралъ слезы сиротъ и вдовъ и оправдалъ генерала Якобія, котораго дѣло сенатъ разсматривалъ нѣсколько лѣтъ, утѣсняя подсудимаго; наконецъ, при торжествѣ послѣдняго мира съ Турціею, Державинъ, будучи секретаремъ императрицы, читалъ у трона объявленіе объ окончаніи войны и о наградахъ отличившимся въ продолженіи ея: такимъ образомъ онъ былъ «органъ монаршихъ благъ и мира» (Об. Д. и Записки его).

[6] Ты, взоръ кропя Екатерины…

Государыня, прочитавъ въ первый разъ Фелицу, такъ была тронута изображеніемъ своихъ свойствъ, что со слезами на глазахъ спросила у княгини Дашковой, кто писалъ эту оду, и, видя ея смущеніе, сказала: «Не опасайтесь: я только васъ о томъ спрашиваю, кто бы такъ коротко могъ знать меня и умѣлъ такъ пріятно меня описать, что видишь, я какъ дурра плачу». (Об. Д.).

[7] Въ ея прекрасной Колоннадѣ.

Подъ именемъ Колоннады извѣстна часть царскосельскаго стараго дворца, иначе называемая Камероновою галереей по имени строителя ея, придворнаго архитектора Камерона, пріѣхавшаго въ Россію изъ Англіи. Колоннада построена въ 1783 г. и состоитъ изъ жилыхъ покоевъ и галереи, вдоль которой стоятъ бронзовые бюсты, сдѣланные по образцу антиковъ въ петербургской академіи художествъ. На галерею, находящуюся вверху надъ покоями, ведетъ изъ сада большое каменное крыльцо, по сторонамъ котораго возвышаются статуи Геркулеса и Флоры. «Въ Царскомъ Селѣ», говоритъ Державинъ въ своихъ Объясненіяхъ, «была Колоннада, уставленная полкумирами, или бюстами славныхъ мужей, между коими былъ и Ломоносовъ: то и авторъ со временемъ думалъ имѣть на то право».

[8] Подъ сѣнью райскихъ вкругъ деревъ.

Колоннаду осѣняли великолѣпныя раѝны, или родъ большихъ тополей (Об. Д.). Раѝна — душистый тополь.

[9] Отъ свѣтлыхъ царскихъ лицъ блистать.

На Колоннадѣ Екатерина ІІ часто прогуливалась, и по вечерамъ присутствовала на небольшихъ придворныхъ балахъ, которые тамъ устраивались (Об. Д.)

[10] Поставятъ и тебя льстецомъ.

Въ этой и предыдущей строфахъ поэтъ какъ будто предугадалъ нареканія, которымъ онъ подвергся въ наше время по случаю выхода въ свѣтъ его Записокъ, напечатанныхъ 1859 года въ Русской Бесѣдѣ и вызвавшихъ со стороны большей части журналовъ рѣзкія нападенія на нравственный характеръ писателя. Здѣсь не мѣсто входить въ разборъ этихъ обвиненій и изслѣдовать причины ихъ. По нашему мнѣнію, степень ихъ справедливости можетъ быть опредѣлена только тогда, когда жизнь и произведенія поэта будутъ изучены на основаніи строгой исторической критики, безъ всякихъ предубѣжденій и стороннихъ видовъ, ради одной истины. Настоящее изданіе трудовъ Державина и предпринято съ цѣлію доставить средства для такой безпристрастной оцѣнки.

[11] Тотъ будетъ завтра въявь врагомъ.

«Какъ въ то время потрясала французская революція троны, и наслѣдника имперіи Павла примѣчалось неблагорасположеніе къ императрицѣ, матери его: то всѣ сіи обстоятельства и подали мысль автору къ сему выраженію, которое и исполнилось, ибо императоръ Павелъ, взошедши на престолъ, всѣ въ Колоннадѣ находившіеся бюсты приказалъ снять» (Об. Д.).

 

[12] Почто жъ позора ждать такого?

Въ изданіи 1808 г., гдѣ вообще видна заботливость объ охраненіи риѳмы не только для слуха, но и для глаза, напечатано: такова.

[13] Доступимъ міра мы средины и проч.

Подъ срединой міра разумѣется Константинополь. Ср. въ одѣ На взятіе Измаила, стихъ: «Вселенной на среду ступаешь» (стр. 354) и въ Водопадѣ: «Потрясъ среду земли громами» (стр. 475). Въ Объясненіяхъ своихъ поэтъ говоритъ: «Императрица одинъ разъ высказала въ своемъ восторгѣ, что она не умретъ прежде, покуда не выгонитъ изъ Европы Турокъ, т. е. не доступитъ міра середины, не учредитъ торга съ Индіей или съ Гангеса злато не сберетъ и гордыню не усмиритъ Китая». То же самое нѣсколько иначе разсказано въ Запискахъ Державина (Р. Б., стр. 319): «вырывались также иногда у нея (т. е. у Екатерины ІІ) незапно рѣчи, глубину души ея обнаруживавшія. Напримѣръ: Ежелибъ я правила 200 лѣтъ, то бы конечно вся Европа подвержена бъ была россійскому скипетру. Или: Я не умру безъ того, пока не выгоню Турковъ изъ Европы, не усмирю гордость Китая и съ Индіей не осную торговлю». Ср. выше, стр. 135, примѣч. 6 къ Фелицѣ.

[14] Смотря на образъ Мараѳона —

т. е. побѣдителя при Мараѳнѣ на картинѣ, представлявшей славную битву (Об. Д.).

[15] Отдастъ Арману Петръ полтрона и проч.

«Когда Петръ І былъ въ Парижѣ, то, увидѣвъ бюстъ Армана Ришелье, обнялъ его и сказалъ, можетъ быть, въ угожденіе Французамъ: Великій мужъ, если бы ты былъ у меня, то я отдалъ бы тебѣ половину царства, чтобы ты научилъ меня править другой.Насмѣшники сказали: Тогда бы онъ отнялъ у тебя и другую». (Об. Д.).

[16] Въ ихъ урнахъ фениксы взродятся.

Урна, или гробница славнаго мужа можетъ возродить подобнаго; такъ увѣряютъ, что Александръ Великій, увидѣвъ гробъ Ахиллеса, а Карлъ XII, прочтя жизнь Александра Великаго, пожелали быть завоевателями, подобными ихъ предшественникамъ (Об. Д.).

[17] А ты, любезная супруга и проч.

Такъ какъ первая жена Державина умерла 15 іюля 1794 (см. выше цѣлый рядъ стихотвореній, отъ стр. 570 до 587), то изъ этого слѣдуетъ, что настоящая ода была написана въ первую половину года. Поэтъ объясняетъ, что въ одной изъ комнатъ его дома былъ диванъ, обитый серпянкой, возлѣ котораго передъ зеркаломъ стояли два бюста: его и Екатерины Яковлевны; оба были сдѣланы Рашетомъ въ одно время и вмѣстѣ подали поводъ къ происхожденію пьесы Мой истуканъ. Относительно упоминаемой здѣсь комнаты ср. подъ 1795 г. примѣчанія къ стихотворенію: Гостю. Въ позднѣйшихъ Смирдинскихъ изданіяхъ словà: Что слова поставлены въ видѣ вопроса, на который послѣдующее служитъ отвѣтомъ; но мы въ пунктуаціи этого мѣста сочли нужнымъ сообразоваться съ подлинными изданіями и рукописями.

 



[i] Къ стихамъ 20-й строфы:

«Стуча съ крыльца, ступень съ ступени,

И скатится въ древесны тѣни».

Въ Разсужденіи о лирической поэзіи Державинъ привелъ эти два стиха въ примѣръ звукоподражанія. По поводу всей строфы Шишковъ замѣтилъ: «Мы надѣемся, что истуканъ сей, нѣкогда поставленный, останется навсегда непоколебимъ: свѣтъ наукъ не допуститъ руку невѣжества свергнуть оный» (Соч. и переводы росс. ак., ч. І, 1805 г., стр. 259).

[ii] В тексте ошибочно: Подъ зерлаломъ…