Рассуждение о достоинстве государственного человека

<Рассуждение о достоинстве государственного человека // Сочинения Державина: [в 9 т.] / с объясн. примеч. [и предисл.] Я. Грота. — СПб.: изд. Имп. Акад. Наук: в тип. Имп. Акад. Наук, 1864—1883. Т. 7: Сочинения в прозе. — 1872. С. 629—634.>

 

XLIV.

 

РАЗСУЖДЕНIЕ

 

О ДОСТОИНСТВѢ ГОСУДАРСТВЕННАГО ЧЕЛОВѢКА[1].

 

1812.

 

Послѣдняя редакція.

 

Одобренное благосклоннымъ вниманіемъ почтенныхъ посѣтителей разсужденіе, читанное въ 5 бесѣдѣ нашей, о любви къ отечеству[2], вдохнуло и въ меня дерзновенную мысль покуситься на опытъ такого же сочиненія о достоинствѣ государственнаго человѣка, для того что онъ болѣе другихъ согражданъ долженъ быть одушевленъ, движимъ и руководствованъ сею благородною страстію. Онъ долженъ любовью къ отечеству жить, вливать ее въ своихъ подчиненныхъ и быть примѣромъ въ ней всему государству.

Но при первой чертѣ сего моего покушенія чувствую или предузнаю уже недостатокъ въ моихъ способностяхъ, а также и препону въ свободномъ изъясненіи моихъ мыслей. Не стыжусь въ семъ признаться, для того что поручаю себѣ внушать[3] единственно истиннѣ и чистосердечію. Недостатокъ мой исповѣдую въ томъ, что я былъ воспитанъ въ то время и въ тѣхъ предѣлахъ Имперіи, когда и куды не проникало еще въ полной мѣрѣ просвѣщеніе наукъ не токмо на умы народа, но и на то состояніе,

 

// 629

 

къ которому принадлежу. Насъ научали тогда вѣрѣ — безъ катихизиса; языкамъ — безъ грамматики; числамъ и измѣренію — безъ доказательствъ; музыкѣ — безъ нотъ, и тому подобное. Книгъ, кромѣ духовныхъ, почти никакихъ не читали, откуда бы можно было почерпнуть глубокія и обширныя свѣдѣнія царственнаго правленія; а потому и не льщуся я удовлетворить блистательной теоріи нынѣшнихъ политиковъ, ниже плѣнить слушателей убѣдительнымъ слова моего краснорѣчіемъ. Въ препятствіе же себѣ предполагаю то, что бывъ самъ правителемъ многихъ и немаловажныхъ частей государственнаго строительства и находясь теперь простымъ гражданиномъ, опасаюсь, чтобъ не отнесено было чего похвальнаго къ моему, а наставительнаго или паче укоризненнаго къ другимъ лицамъ. Я весьма сего не желаю. И по симъ причинамъ, или лучше, по знанію враждебнаго свѣта и шаткости сердца человѣческаго надлежало бы мнѣ тотчасъ остановить перо мое и не касаться нѣжныхъ струнъ самолюбія; но поелику побуждаетъ меня любовь къ отечеству, чтобъ сообщить ему нѣчто полезное; поелику живу я въ такое благополучное и рѣдкое время, когда дозволяется мыслить и чтó мыслимъ, говорить свободно, то и замѣняю я недостатокъ моей ѳеоріи опытами слишкомъ сорокалѣтней службы, въ которой, безъ всякой подпоры и покровительства, начавъ съ званія рядоваго солдата и отправляя чрезъ двѣнадцать лѣтъ самыя нижнія должности, дошелъ самъ собою до самыхъ высочайшихъ; въ разсужденіи чего и думаю, что сказанное мною заслужитъ нѣкоторое уваженіе. Касательно же неудобства откровенно говорить, всякій благоразумный разсудитъ, что закатившійся отблескъ планеты не затемняетъ сіяющихъ свѣтилъ, и тѣнь скончавшихся не пугаетъ бодрственно живущихъ, какъ и никакая мечта не должна огорчать благоразумія. Но ежели бы и принялъ кто изъ сказаннаго мною нѣчто съ нѣкакимъ намѣреніемъ, то поелику истины, разсѣянныя въ моихъ сочиненіяхъ, давно всѣмъ уже извѣстны и съ благоугодностію приняты моими соотечественниками, и потому не позволяю я себѣ мыслить, чтобъ они и нынѣ въ какомъ превратномъ смыслѣ истолкованы были. Я здѣсь не скажу ничего новаго, но только то, чтó въ продолженіе сказанныхъ лѣтъ въ разныхъ

 

// 630

 

моихъ должностныхъ занятіяхъ, въ частыхъ, скорыхъ и неожиданныхъ перемѣнахъ фортуны, по ревности моей къ благу общему, замѣтить могъ и на досугѣ между отправленіемъ дѣлъ и разсѣянной жизнью, пламенными чертами поэзіи успѣлъ бросить на бумагу; но теперь въ спокойномъ положеніи, елико въ силахъ, съ пристойною обдумчивостію собралъ всѣ тѣ искры въ одну совокупность, и при старости моей по опытамъ составлю идеалъ или мысленный образъ государственнаго человѣка. Не думаю, чтобъ на меня кто за сіе вознегодовалъ. Впрочемъ, ежели я дерзалъ говорить Екатеринѣ, что она за всякую слезу и каплю крови народа ея пролитыя Всевышнему отвѣтствовать должна; Павлу, — что правда лишь надъ вселенной царь; Александру, — чтобъ былъ на тронѣ человѣкъ, то не опасаюсь я никакой себѣ и ни отъ кого за истину непріятности. Я бесѣдую съ прямыми сынами отечества, и сердце всякаго изъ васъ вступится за меня. Такъ, ежели величіе души познается изъ небоязненныхъ изреченій правды, то коль несравненно суть тѣ болѣе, которые, внимая ее, не огорчаются. Сіе великодушіе, сія безсмертная слава въ особенности принадлежатъ тѣмъ монархамъ, предъ престоломъ которыхъ имѣлъ я счастіе предстоять.

Приступимъ къ дѣлу. Я хочу изобразить, для созерцанія юношества, достойнаго государственнаго человѣка: Не того любимца монарха, который близокъ къ его сердцу, обладаетъ его склонностями, имѣетъ рѣдкій и завидный случай разливать его благодѣянія, пріобрѣтая себѣ друзей, ежели ихъ тѣмъ пріобрѣсти можно. Не того расторопнаго царедворца, который по званію своему лично обязанъ угождать государю, изыскивать для облегченія его тяжкаго сана пріятное препровожденіе времени, увеселенія, забавы, поддерживая порядокъ и великолѣпіе двора его. Не того царскаго письмоводца, трудящагося таинственно во внутреннихъ его чертогахъ, изливающаго въ красивомъ слогѣ мысли его на бумагу. Нѣтъ; но того открытаго, обнародованнаго дѣловца, который удостоенъ засѣдать съ нимъ въ совѣтахъ, имѣетъ право непосредственно предлагать ему свои умозрѣнія, того облеченнаго великою силою дѣйствовать его именемъ и отличеннаго блистательнымъ, но вкупѣ и опаснымъ преимуще-

 

// 631

 

ствомъ свидѣтельствовать, скрѣплять или утверждать его высочайшіе указы своею подписью, отвѣчая за пользу ихъ честью и жизнію. Словомъ, я хочу описать посредника между трономъ и народомъ, изъяснить достоинство государственнаго человѣка, министра или правителя, того, который бы былъ вседѣйствующею душою царя Ѳедора Iоанновича, или надежнымъ орудіемъ Петра Великаго. Вотъ его качества: онъ благочестивъ, издѣтства напоенъ страхомъ Божіимъ, яко началомъ всякой премудрости….

 

________

 

Другая редакція.

 

Если разсужденія о любви къ отечеству, читанное въ 5-й бесѣдѣ нашей, пріобрѣло благосклонное вниманіе почтенныхъ посѣтителей, то о достоинствѣ государственнаго человѣка иногда заслужитъ такое уваженіе, когда дарованія моего къ объясненію онаго будетъ достаточно, ибо благородное чувство сіе болѣе прочихъ согражданъ должно одушевлять правителей царствъ. Такъ, любовь къ отечеству, яко главное свойство великихъ душъ, должна воспитывать боляръ отъ самаго ихъ рожденія, руководствовать ими отъ самой юности во все теченіе ихъ жизни, показываться имъ единственнымъ предметомъ во всѣхъ ихъ разсужденіяхъ, во всѣхъ ихъ дѣйствіяхъ, дабы современемъ не чрезъ что другое, какъ чрезъ заслуги токмо явиться имъ образцами всему государству и быть наставниками, отцами ихъ подчиненныхъ. Но при самой сей верховной и необходимой добродѣтели разсмотримъ, какія еще качества составлять могутъ государственнаго человѣка во всѣхъ его отношеніяхъ.

Бывъ воспитанъ въ такое время и въ такихъ отдаленныхъ странахъ имперіи, когда и куда не проникало еще равное нынѣшнему просвѣщеніе, не токмо на низшія состоянія, но и на то, къ которому я принадлежалъ, не могу обѣщать какой-либо тонкой умозрительности новѣйшихъ политиковъ. Ежели жъ что скажу, то почерпнутое только изъ точной дѣятельности, и не стыжусь при первомъ шагѣ признаться въ томъ, что учился я языкамъ безъ грамматики; исчисленію и измѣренію безъ доказательствъ; разсужденію безъ логики; музыкѣ безъ нотъ, рисованію и стихо-

 

// 632

 

творству безъ правилъ, и тому подобное. Книгъ народоправительныхъ, да и никакихъ свѣтскихъ, кромѣ церковныхъ, не читалъ, для того что ихъ почти у насъ и не было. Но въ замѣну того, начавъ съ самаго рядоваго солдата, болѣе нежели чрезъ 40 лѣтъ преходилъ службу, исполняя на самомъ дѣлѣ всѣ возлагаемыя на меня даже простонародныя должности; дошелъ до самыхъ вышнихъ государственныхъ чиновъ безъ происковъ, безъ подпоръ, безъ родства и покровительства, иногда вопреки сильныхъ людей, а особливо сначала, по небогатому моему состоянію почти и безъ способовъ къ содержанію. По твердости ли нрава, по правотѣ ли сердца, или по чему другому шелъ всегда къ единой и той же цѣли, чтобъ служить отечеству и государю. Свидѣтельствуюсь въ сей истинѣ симъ почтеннымъ собраніемъ, предъ очами котораго большую часть протекъ моего поприща. Въ сей-то академіи нуждъ и терпѣнія научился я и образовалъ себя. Видѣлъ, слышалъ, испыталъ, многое, и при встѣчѣ разныхъ обстоятельствъ и при разсмотрѣніи разныхъ дѣлъ, проникъ, сколько можно человѣку, человѣка; осязалъ изгибы сердца его и позналъ такія истины, какихъ безъ самовидѣнія и въ природѣ существующими быть бы сомнѣвался. Все же сіе, что почувствовалъ, что понялъ, возвышаясь и понижаясь въ шумномъ отправленіи премѣнныхъ должностей, замѣчалъ я и соображалъ съ прошедшимъ и настоящимъ, дабы исправить мои погрѣшности и учинить себя елико можно способнѣйшимъ. Словомъ, я желалъ быть хотя тѣнію того государственнаго человѣка, котораго я составлялъ себѣ идеалъ и въ котораго достоинство облекало меня произволеніе трехъ монарховъ, или, справедливѣе сказать, божественное Провидѣніе, которое держитъ въ рукѣ своей сердца царей и управляетъ вселенною. Но суетенъ человѣкъ въ помышленіяхъ своихъ, рѣдко себя въ настоящемъ времени, или совсѣмъ не знаетъ.

Но какъ бы то ни было, пріобученный такимъ образомъ, или устремленный въ теченіе цѣлой жизни къ единой мѣтѣ пылкій разумъ, хотя бы наконецъ и освободился отъ своихъ занятій, но и въ спокойномъ своемъ пребываніи трудно ему совершенно устранить себя отъ тѣхъ связей или помысловъ, которые долговременно приводили его въ движеніе и коими онъ въ службѣ зани-

 

// 633

 

мался. Сію-то самую цѣль понятій хочу я теперь сообщить моимъ соотечественникамъ, которую пріобрѣлъ изъ опытовъ и утвердилъ въ себѣ моимъ соображеніемъ, дабы чрезъ то кому угодно, елико можно, быть полезнымъ или по крайности сколько-нибудь увѣрить надменныхъ молодыхъ людей въ той истинѣ, что самый превосходнѣйшій дворянинъ подобенъ новому остеклованному крину[4], котораго съ поверхностей только касалось благоуханіе и при дуновеніи вѣтра въ минуту исчезло; а долговременный практикъ — тому старому брошенному горшку, который сквозь, внутрь и внѣ онымъ проникнутъ и въ могилѣ коего черепья пріятный издаютъ запахъ.

Бываютъ такія положенія, въ которыхъ человѣку, какъ будто вышедшему изъ живущаго міра, позволяется говорить о себѣ самомъ. Разлуку съ знатными мѣстами можно уподобить тому могильному мраку, въ коемъ прошедшая жизнь кажется сномъ, а преходящее остальное теченіе тому погасающему отблеску, который не отражая отъ себя яркихъ лучей, не вредитъ очамъ зависти….

 

Отрывокъ изъ третьей редакціи.

 

…По простотѣ сердца или по горячей вѣрѣ, что всякая власть происходитъ отъ Бога и что Онъ все учреждаетъ къ лучшему, въ прежнія времена люди были равнодушны къ мѣрамъ, которыя правительство принимало. Нынѣ всякъ толкуетъ объ оныхъ, и потому особы, къ правленію опредѣляемыя, сдѣлались такими же позорищными лицедѣями, которыхъ всякій зритель есть судья. По симъ причинамъ нынѣ править дѣлами вдвое труднѣе или легче противъ прежняго. Труднѣе, думаю я, потому что болѣе системъ и умствованія: надобно все знать, сообразить, согласить и пустить безъ ошибки въ ходъ; легче потому, что по расширившемуся просвѣщенію болѣе способныхъ людей, которые не только понимать, но даже отгадывать могутъ. Прикажи и исполнятъ. Итакъ надобно знать прежде ту неоспоримую истину…..

 

_______

 

 

// 634