Приложения к мнению о сроке службы дворян

<Приложения к мнению о сроке службы дворян // Сочинения Державина: [в 9 т.] / с объясн. примеч. [и предисл.] Я. Грота. — СПб.: изд. Имп. Акад. Наук: в тип. Имп. Акад. Наук, 1864—1883. Т. 7: Сочинения в прозе. — 1872. С. 397—403.>

 

ПРИЛОЖЕНIЯ КЪ МНѢНIЮ

 

О СРОКѢ СЛУЖБЫ ДВОРЯНЪ.

 

I.

Мнѣніе сенатора графа Северина Осиповича Потоцкаго

 

О ДОКЛАДѢ ВОЕННОЙ КОЛЛЕГIИ,

 

высочайше конфирмованномъ 5 декабря 1802 года.

 

Высочайшимъ указомъ 8-го сентября истекшаго 1802 года о правахъ и обязанностяхъ Сената, августѣйшій Монархъ всемилостивѣйше дозволилъ ему: «На случай, если бы, по общимъ государственнымъ дѣламъ, существовалъ указъ, который былъ бы сопряженъ съ великими неудобствами въ исполненіи, представлять о томъ Императорскому Величеству.»

Такимъ образомъ Александръ I-й, соединяя съ чистосердечіемъ своего возраста прозорливость, свойственную лѣтамъ преклоннымъ, всею душою любя истину, къ коей многіе другіе властители по наружности токмо являются привязанными, не удовольствовался постановить, что проектъ всякаго узаконенія до изданія своего будетъ предметомъ разсужденій министровъ предъ его лицомъ, но какъ бы предупреждая, чтобъ при всемъ томъ еще не былъ иногда стесненнымъ путь, которымъ истина и правда должны достигать къ нему, позволилъ Сенату, яко верховному мѣсту въ имперіи, предстать во всякомъ важномъ случаѣ къ престолу, поборая о нихъ. Кто изъ насъ, кто изъ прямыхъ сыновъ отечества, не удостовѣренъ глубоко, что такое позволеніе, данное такимъ Государемъ, есть самое предписаніе священнѣйшей должности? Сіе принуждаетъ меня нынѣ обратить вниманіе правительствующаго Сената на докладъ государственной военной коллегіи, высочайше конфирмованный минувшаго декабря въ 5 день, и представить мои сомнѣнія.

Можно бы остановиться на многихъ мѣстахъ сего доклада, какъ-то: на положеніи увольнять съ оберъ-офицерскимъ чиномъ дворянъ не прежде двѣнадцати, а названныхъ вольно-опредѣляющимися не прежде пятнадцати лѣтъ службы. Каковое ограниченіе едва ли сообразно со 2-ю статьею указа 1762 г. февраля 18, съ указами 1763 августа 8, 1775 августа 29 и другими, послѣдовавшими имъ. Можно бы остановиться на уравненіи разночинцевъ, опредѣляющихся въ службу по желанію, съ даточными

 

// 397

 

рекрутами, чтó, думаю, не можетъ быть ободреніемъ ко вступленію въ военное званіе, и пр. и пр. Все сіе не принадлежитъ до меня, и я не дерзну разсуждать о таковыхъ предметахъ, не имѣя воинскихъ свѣдѣній; но обязанностію почитаю представить здѣсь, сколько, по разумѣнію моему, упомянутый докладъ самымъ первымъ своимъ пунктомъ о служащихъ изъ дворянъ противорѣчитъ предшествовавшимъ рѣшительнымъ узаконеніямъ 1762 и 1785 г., хотя они во вступленіи его и поставлены за основаніе.

1-я статья вовѣки достопамятнаго указа 18-го февраля 1762 года опредѣляетъ ясно, что «всѣ находящіеся въ разныхъ службахъ дворяне могутъ оныя продолжать, сколь долго пожелаютъ и ихъ состояніе имъ дозволитъ». Изъ сего исключено токмо время военныхъ дѣйствій противъ непріятеля, т. е. обстоятельство, которое, если бы и не упомянуто было, объяснится само собою извѣстными благородствомъ души и храбростію россійскаго дворянства. И хотя въ 8-й статьѣ того указа сказано: «находящихся же нынѣ въ военной службѣ дворянъ въ солдатскихъ и прочихъ нижнихъ чинахъ менѣе оберъ-офицера не отставлять, развѣ кто болѣе 12 лѣтъ военную службу продолжалъ»; но выраженіе «находящихся же нынѣ, развѣ кто болѣе 12 лѣтъ службу продолжалъ», очевидно объясняетъ, что сія статья, поставленная не безъ причины послѣднею, имѣла въ виду только настоящее тогда время, и дворяне въ оной разумѣлись не иные, какъ именно служившіе при самомъ изданіи указа. Безъ сомнѣнія, необходимо было симъ временнымъ исключеніемъ удержать въ службѣ молодыхъ людей, которые не умедлили бы слѣдовать первому порыву, произведенному ощущеніемъ новаго для нихъ права свободы, и такимъ образомъ скоропостижно лишили бы армію пріобыкшихъ къ строю нижнихъ чиновъ. Что таковой точно, а не иной смыслъ и цѣль сей 8-й статьи, доказывается тѣмъ, что въ теченіе послѣдовавшихъ 40 лѣтъ 18-ая статья славной, на вѣчные роды россійскому дворянству дарованной грамоты гласитъ: «Подтверждаемъ благороднымъ, находящимся въ службѣ, дозволеніе службу продолжать и отъ службы просить увольненія по сдѣланнымъ на то правиламъ». Правительство никакъ не принимало ее во уваженіе, между тѣмъ какъ существенное содержаніе самаго указа ежедневно болѣе утверждалось. Хотя положеніе военной коллегіи естественно и неоспоримо, что въ таковыхъ случаяхъ подаютъ прошенія по правиламъ, и по правиламъ не оставляютъ службы иначе, какъ въ положенное время года, или по окончаніи смотровъ, что ожидаютъ рѣшенія и пр.; но не думаю, чтобы сталъ кто утверждать, будто подъ именемъ правилъ долженъ разумѣться и 12-ти лѣтній срокъ, вводимый докладомъ. На семъ основаніи военная коллегія весьма удобно можетъ 24-хъ или 36-ти-лѣтнее время служенія поста-

 

// 398

 

вить въ число правилъ, и тѣмъ въ самые тѣсные предѣлы привести силу грамоты дворянской.

Не простирая столь далеко робкихъ ожиданій, должно согласится, что и 12-ти-лѣтнее принужденное служеніе произведетъ на опытѣ великія неудобства. Молодой дворянинъ, вошедшій въ службу изъ одного благороднаго подвига, не можетъ ли отъ сего строгаго закона потерпѣть разстройки въ своей жизни, разстройки, отъ которой иногда будетъ зависѣть все его состояніе? Выгодное, напр., супружество съ особою, не могущею рѣшиться сопутствовать мужу въ мѣста службы воинской, его жилище, равно и другія обстоятельства невольно могутъ заставить благонамѣреннѣйшаго дворянина желать отставки. Одно опасеніе таковыхъ препонъ и врожденное отвращеніе отъ принужденія не произведутъ ли дѣйствій, совсѣмъ противныхъ тѣмъ, какія кажется имѣла въ виду коллегія? Вмѣсто ограниченнаго числа людей, которые удержаны будутъ на нѣсколько лѣтъ въ службѣ насильно (печальное прибѣжище полководцу), сколько тысячъ другихъ и вступить въ оную побоятся! Не прискорбно ли будетъ столь извѣстную россійскаго юношества ревность къ воинской службѣ видѣть погасающую, ревность, которая разительнѣе нежели когда-либо окажется въ нынѣшнее благословенное царствованіе многочисленностію дворянъ, ежедневно ищущихъ опредѣляться. Не жестоко ли столь чувствительнымъ образомъ опечалить дворянство цѣлой имперіи поврежденіемъ силы драгоцѣннѣйшаго для него постановленія, которое Петръ III называетъ «непоколебимымъ утвержденіемъ самодержавнаго всероссійскаго престола», которое безсмертная Екатерина столько уважила, распространила, — постановленія, напослѣдокъ, которое обожаемый Александръ торжественно наименовалъ и удостовѣрилъ «кореннымъ и непрелагаемымъ закономъ

Я увѣренъ, что нечего намъ опасаться кого бы то ни было въ сіи златые дни душевнаго спокойствія и свободы, когда и справедливость, сѣдящая на престолѣ, не оставила отеческою улыбкою одобрить нашего усердія, даже и въ такомъ случаѣ, если бы наше представленіе не было благоугодно. Но положить, что въ семъ дѣлѣ или во всякомъ другомъ, ему подобномъ, и слѣдуетъ намъ ожидать явной или сокровенной злобы сильныхъ, то неужели сіе насъ заставитъ колебаться, когда священный гласъ должности взываетъ? Можно ли тогда преклонять ухо къ шопоту раболѣпной осторожности и боязни? Оставаться ли намъ въ молчаніи, когда докладъ, ниспровергая самое то, чтó полагаетъ основаніемъ своимъ, и предупредивъ, смѣю сказать, строгую внимательность Государя, коснулся почти единственнаго кореннаго закона, коимъ Россія справедливо гордиться можетъ? Не обязаны ли мы говорить, когда общее мнѣніе, кажется, насъ уже предварило? Не должны ли мы слѣдовать духу царствованія сего, вѣроятно единственнаго въ вѣкахъ, чтобы

 

// 399

 

намъ, движимымъ благоволеніемъ Монарха-благотворителя, возвратить верховному сословію имперіи, хранилищу законовъ, первобытную его силу, достоинство и славу? Ежели нерадѣніемъ нашимъ упустить такое время, то не понесемъ ли праведной укоризны позднѣйшаго потомства?

Вслѣдствіе сего, мнѣніе мое — чтобы Правительствующій Сенатъ, на основаніи 9 статьи высочайшаго имяннаго указа сентября 8-го дня 1802 года, вошелъ къ Его Императорскому Величеству со всеподданнѣйшимъ докладомъ: не благоугодно ли будетъ повелѣть министрамъ разсмотрѣть вновь упомянутое столь важное узаконеніе?

Если настоящее представленіе мое не будетъ большинствомъ голосовъ одобрено, то прошу принять его, по крайней мѣрѣ, слабымъ доводомъ искренности и ревности, съ каковыми приверженъ я къ новому моему отечеству.

 

II.

 

ОДА ГОСПОДИНУ ПОТОЦКОМУ[1].

 

Не лести голосъ ухищренный

Съ тобой, Потоцкій, говоритъ;

Но гражданинъ уединенный,

Который правду свято чтитъ,

Ко благу ревностью пылаетъ,

Но сердцемъ, духомъ дворянинъ,

Творя тебя безсмертнымъ въ мірѣ,

Гласитъ тебѣ на скромной лирѣ,

Что ты прямой Россіи сынъ!

 

Нельзя, нельзя не восхищаться,

Что дѣломъ ты умѣлъ явить:

Змѣей предъ трономъ не сгибаться,

Стоять — и правду говорить[2].

Слова великія, священны,

Безсмертнымъ бардомъ изреченны,

Твоимъ водили днесь перомъ,

И ты, стремяся быть полезнымъ,

Какъ братъ дворянамъ всѣмъ любезный,

Дышалъ и правдой и добромъ.

 

// 400

 

Въ тотъ часъ конечно надъ тобою

Духъ Долгорукаго леталъ,

Когда ты смѣлою рукою

Столь бодро правду начерталъ

Дворянства цѣлаго въ защиту,

И имя, славу знамениту

Обрѣлъ, ставъ выше всѣхъ гражданъ.

Потомства голосъ безконечный

Твой памятникъ воздвигнетъ вѣчный

Въ сердцахъ всѣхъ истинныхъ дворянъ.

 

Пускай крапивно, вредно сѣмя,

Стремясь тѣснить дворянскій родъ,

Къ царю приближася на время,

Не знавъ цѣны его добротъ,

Ложь въ видѣ правды представляетъ

И въ хитры сѣти влечь желаетъ

Къ добру парящій духъ его.

Онъ къ злобѣ уха не преклонитъ,

Льстецовъ онъ подлыхъ кругъ разгонитъ,

Какъ прахъ, отъ трона своего.

 

Сберетъ къ себѣ людей онъ вѣрныхъ,

Такихъ, каковъ, Потоцкій, ты,

Добротой, твердостью примѣрныхъ,

Путемъ идущихъ правоты,

Дворянъ не именемъ, — душою,

Которы, жертвуя собою,

Себя продать не захотятъ,

Но, личну пользу забывая

И совѣсть чисту сохраняя,

Вѣсы Ѳемиды утвердятъ.

 

Возстаньте, тѣни освященны

Россійскихъ ревностныхъ сыновъ,

Сердцамъ любезны и почтенны,

Возстаньте изъ своихъ гробовъ;

Вы, кои съ вѣрностью служили,

Монархамъ правду говорили,

Готовы за нее стоять,

И вы, которыхъ ядры, пули,

Мечи, огни не ужаснули,

И къ вамъ дерзаю я взывать!

 

// 401

 

Приди, безсмертный Долгорукой,

И многимъ духъ ты сильный влей;

Небесной озари наукой,

Какъ твердой шествовать стезей.

Приди, людей разумныхъ, честныхъ,

Сокрытыхъ, скромныхъ, неизвѣстныхъ

Открой, да Царь младый ихъ зритъ,

Да, внемля имъ, онъ правитъ нами,

Да яко твердыми стѣнами

Престолъ свой правдой оградитъ.

 

А вы, чтó противъ насъ возстали,

Приказный родъ, въ корню гнилой,

Не вы Россію защищали,

Не ваша кровь текла рѣкой:

Не ваше мужество и сила

Низвергли стѣны Измаила,

Станбулъ надменный потрясли;

Не вы прямые Россіяне;

Но, жизнью жертвуя, дворяне

Россіи славу вознесли.

 

Тебѣ ль, изъ праха извлеченну,

Тебѣ ль, писецъ, чернильный вранъ,

Забывъ породу униженну,

Судить о жребіи дворянъ, —

Дворянъ, отечеству подпоры!

Страшись теперь возвесть къ намъ взоры!

Падешь съ наружной высоты,

Презрѣньемъ общимъ наградишься,

Съ толпою подлою смѣсишься

И будешь червь ползущій ты!

 

Пускай на время воскурится

Коварной козни духъ густой;

Хотя толпа червей родится,

Пожретъ ихъ истина пятой.

Потоцкій, всякъ кто благороденъ,

Съ тобой добротой, духомъ сходенъ!

Тебѣ поборникъ тотъ и другъ

И имя ввѣкъ твое прославитъ,

А время праха не оставитъ

Поносной лести подлыхъ слугъ.

 

// 402

 

Не челядь низку и презрѣнну

Льстецовъ, Потоцкій, не смотри,

Но, истину любя священну,

Ее пиши и говори.

Она, она тебѣ защита,

И лесть передъ Царемъ открыта!

Безцѣнный славный есть вѣнецъ

Душѣ великой, благородной,

Въ нашъ вѣкъ блаженный и свободный,

Когда на тронѣ царь сердецъ.

 

Будь твердъ, Потоцкій, и мужайся,

Какъ сынъ отечества и другъ,

Монарха взоромъ укрѣпляйся:

Онъ цѣну вѣдаетъ заслугъ.

И Россовъ онъ и правду любитъ,

Къ тебѣ онъ милость усугубитъ,

Твой духъ достоинъ всѣхъ щедротъ!

А мы къ тебѣ простерли руки:

Дворяне, ихъ сыны и внуки

Тебя прославятъ въ родъ и родъ.

 

А я, сидя въ уединеньи,

Въ бесѣдѣ съ музой дорогой,

Въ крови почувствовалъ волненье,

Услыша добрый голосъ твой!

Мнѣ истина воспѣть велѣла!

Тебѣ въ честь лира возгремѣла!

Теперь молчать я ей велю,

Прославя честь и добродѣтель,

Да будетъ цѣлый міръ свидѣтель,

Что я отечество люблю!

 

_______

 

// 403



[1] См. Т. VIЗаписки, стр. 790. Печатаемъ это стихотвореніе неизвѣстнаго автора на основаніи двухъ списковъ, изъ которыхъ одинъ, современный (впрочемъ обильный ошибками), доставленъ намъ М. П. Погодинымъ, а другой напечатанъ г. Лонгиновымъ въ Р. Архивѣ 1869 (стр. 1380). Въ примѣчаніи къ Запискамъ Державина уже было упомянуто, что современная замѣтка на спискѣ г. Погодина приписываетъ эту оду какому-то жителю города Орла.

[2] Курсивомъ отмѣченные стихи взяты изъ знаменитой оды Державина Вельможа (Т. I, стр. 633).