Даше приношение

LIХ. ДАШѢ ПРИНОШЕНІЕ[1].

1797.

Ты со мной вечоръ сидѣла,

Милая, и пѣсню пѣла[2]:

«Садъ намъ надо, садъ, мой свѣтъ!»

Я хоть думалъ: денегъ нѣтъ;

// С. 364

 

Но, любя, какъ отказаться?

Сталъ ходить и домышляться,

Какъ тебѣ въ томъ пособить,

Какъ бы саду быть.

Но какъ утро вечера хитрѣе,

Буду завтра я умнѣе!                                                              10.

Легъ я спать и вижу сонъ:

Мнѣ явился Аполлонъ!

// С. 365

 

Вкругъ чела его кругъ звѣздъ[3] сіяетъ;

Самъ на лирѣ онъ играетъ,

Перстами по струнамъ бьетъ[4]?

И огонь отъ нихъ течетъ,

Какъ съ лампадъ лучи струятся.

Ночь свѣтлѣетъ, взоры тмятся

Отъ божественныхъ красотъ!

Отъ волшебнаго бряцанья,                                                  20.

Его гласа[5] восклицанья,

Вижу я, мой садъ растетъ!

Изъ земли выходятъ дубы мшисты,

Въ воздухъ бьютъ ключи сребристы,

Рыбы ходятъ по прудамъ,

Птицы райски по кустамъ,

Лани бѣлы, златороги

Черезъ желтыя дороги,

Черезъ холмы скачутъ скользки

И коты кричатъ заморски.                                                   30.

Богъ лучистый, богъ, сотворшій садъ[6]

Бросилъ на меня свой взглядъ:

«Я», сказалъ, «тебѣ далъ лиру,

Ты воспѣлъ ужъ ей харитъ.

Для чего же міру[7]

Еще гласъ твой не гремитъ?

Зачинай[8]! рѣка златая,

Изобилье проливая,

// С. 466

 

На карманъ твой потечетъ, ‑

Удивится свѣтъ.»                                                                              40.

Онъ сказалъ и самъ сокрылся

Средь златыхъ, лазурныхъ тучъ.

Я вспрянулъ[9] и пробудился;

Вижу: солнца лучъ

Отъ востока сквозь окно сіяетъ

И струею золотой

Течетъ точно[10] какъ живой,

Надъ лицомъ моимъ играетъ

Средь[11] завѣсы вкругъ одра зеленой.

Всталъ я, богомъ озаренный[12],                                               50.

Показалъ тебѣ свѣтъ сей.

И тутъ волѣ я твоей

Ужъ безмолвно покорился.

Взялъ я лиру и на ней,

Разогрѣвъ холодну кровь,

Пѣть изъ шутки покусился

Нѣжную любовь;

А ко мнѣ Анакреонъ,

Лель, Амуръ, Эротъ и Купидонъ,

Съ ними вмѣстѣ ты[13]                                                     60.

На совѣтъ пришли,

// С. 367

 

Вкусъ и знанья принесли,

Чтобъ поэзіи мечты,

Тѣнь мѣшать умѣть пріятно съ свѣтомъ[14],

А тебѣ, душѣ моей,

Даръ принесъ я сей,

Не для славы, —

Для забавы

Въ скучные твои часы,

Когда сморщишь ты красы.                                                   70.

Ты замѣть: сбудется ль сонъ?

Правъ ли будетъ Аполлонъ

Съ толь пріятнымъ мнѣ обѣтомъ?

// С. 368

 

 



[1]        Во II-мъ Томѣ (стр. 364) было уже сказано о происхожденіи этой неконченной пьесы и о связи ея съ позднѣйшимъ, помѣщеннымъ тамъ стихотвореніемъ: Приношеніе красавицамъ. Имя Даши означаетъ вторую жену Державина, для угожденія которой онъ, какъ упоминается въ пьесѣ, предпринялъ сочиненіе Анакреонтическихъ пѣсней, желая доставить ей средства развести при домѣ садъ.

         Стихи Дашѣ приношеніе сохранились цѣликомъ только въ черновомъ подлинникѣ, въ рукописи казанскаго университета (Томъ I, стр. ХV), по которой они были напечатаны въ Библіографическихъ Запискахъ 1859 г., № 11. По той же рукописи печатаются они и здѣсь съ исправленнымъ чтеніемъ нѣкоторыхъ стиховъ.

         Къ этому стихотворенію, какъ служащему дополненіемъ Анакреонтическихъ пѣсней, прилагаются два рисунка, въ подлинникѣ сдѣланные при жизни Державина. Первый былъ приготовленъ къ Приношенію красавицамъ, но мы замѣнили его (Томъ II, стр. 364) другою, первоначально заказанною поэтомъ виньеткою изъ отдѣльнаго изданія Анакреонтическихъ пѣсней; другой рисунокъ заимствуемъ изъ III-го тома изданія 1808 года, гдѣ онъ является на 1-ой страницѣ, надъ заглавіемъ той же пьесы.

[2]        И одну ты пѣсню пѣла.

         «Садъ мнѣ надо, садъ, мой свѣтъ».

         А тебѣ я: денегъ нѣтъ.

         «Какъ же ты свой вѣкъ трудился, ‑

                Саду даже не добился?

                А по нашимъ суетамъ,

                Некуда и выйти намъ.

                Но дѣла твои спорѣе

                Пойдутъ отъ саду, скорѣе».

                ‑ Прихоть! прихоть! по дѣламъ

                Не гуляютъ по садамъ.

                «Да ты пишешь и стихами,

                И широкими шагами

                Топъ по комнатѣ, да топъ,

                Будто буря, морща лобъ;

                То впередъ, то взадъ летаешь,

                Тѣнью мнѣ въ глаза мелькаешь:

                Успокой мой духъ!»

                ‑ Хорошо, мой другъ!

                Я сказалъ и поклонился,

                Самъ въ постелю торопился,

                Легъ, заснулъ и вижу сонъ.

         (Зачеркнутая редакція).

[3]        Вкругъ чела изъ звѣздъ вѣнецъ сіяетъ.

[4]        Въ струны перстами бьючи;

         Съ струнъ такъ звоны, какъ лучи

         Отъ лампадъ по тмѣ струятся,

         Блещутъ въ очи, очи тмятся…

[5]        Пѣсенъ, гласа....

[6]        ...сей мнѣ садъ.

[7]        Для чего же съ нею міру

[8]        Ну, зачни....

         Изобильная такая

         Въ мигъ единый потечетъ,…

         Что дивиться будетъ свѣтъ.

[9]        Я вздрогнулъ...

[10]      Такъ трепещетъ...

[11]      Внутрь...

         Всталъ я, свѣтомъ...

         Показалъ тебѣ лучъ сей.

[12]      Остальное, начиная отъ этого стиха, сохранилось еще въ другой редакціи на особомъ листѣ, откуда заимствуемъ варіанты к, л и стихъ 70, который пропущенъ въ казанской рукописи и въ Библіогр. Запискахъ.

[13]      Сафо, Львовъ, а съ ними ты

         На бесѣду всѣ пришли.

[14]      Тѣнь смѣшать пріятно съ свѣтомъ.