На сретение победителя Европы, Александра I

LIѴ. НА СРѢТЕНІЕ ПОБѢДИТЕЛЯ ЕВРОПЫ,
АЛЕКСАНДРА I[1].

________

Внемлите, царства! поднимитесь,                                 1.

О князи[2] вратъ градскихъ, скорѣй!

Раздайтесь стогны, разступитесь,

Отъ гласа радости моей:

// С. 215

 

Возстань, срѣтай, о Сѣверъ бранный!

Се въ лавръ и пальмы увѣнчанный

Великій Александръ идетъ,

Не царствъ вселенной покоритель,

Но ихъ отъ узъ освободитель;

Царь славы, царь сердецъ грядетъ!

 

Такъ! мужеству ль его дивиться?                                               2.

Изгналъ онъ твердостью враговъ!

Великодушію ль чудиться?

Онъ местью ихъ не пролилъ кровь!

Красѣ ль, щедротѣ ль поклоняться?

Се — плѣнны имъ благотворятся

Безмездно царства и цари!

Иль ублажать его смиренье?

Онъ Богу только въ прославленье

Творилъ добро, смирялъ царствъ при!

 

На лоно отчее, на гнѣзды,                                                3.

Подъ сѣни рощъ и тихихъ селъ

За нимъ орлы, — въ ихъ персяхъ звѣздны,

Изъ молніевъ вѣнцы вкругъ челъ, —

Парятъ и кроютъ свѣтъ крылами;

Европа плескомъ и хвалами

Ихъ твердый духъ и нравы чтитъ,

И съ сожалѣньемъ благодарнымъ

// С. 216

 

За царевождемъ лучезарнымъ

И мысль и взоры вслѣдъ стремитъ.

 

Гряди, избранный небесами,                                          4.

Великія свершивъ дѣла!

Твой подвигъ тысячью вѣками

И честь твою не скроетъ мгла.

Се громъ за громомъ, по эѳиру

Катясь, благовѣствуетъ міру,

Что шествуетъ къ дѣтямъ отецъ.

Спускаясь солнце въ понтъ, дивится,

Что градъ Петровъ свѣтлѣе зрится

Отъ пламени къ нему сердецъ!

 

На вышнія Россія горы,                                                    5.

Толпясь, съ поспѣшностью течетъ,

Чтобъ на героя бросить взоры

Вдали, на блескъ его побѣдъ:

Какъ громовержною рукою,

Но больше мудрою главою

Ужасны силы онъ истнилъ

И пламемъ жрущаго дракона

Низвергъ съ похищеннаго трона,

Царей и царства свободилъ.

 

По неизмѣрному пространству                                      6.

Рѣкъ за-рифейскихъ и степей,

Кавказскихъ, таврскихъ ордъ подданству,

Гдѣ сильныхъ тысячи князей,

Въ подвижныхъ[3] и недвижныхъ градахъ

Живя край свѣта дней въ прохладахъ,

Молвятъ въ пирахъ народовъ ихъ:

«Хвала полнощному Давиду,

// С. 217

 

Что не далъ Галламъ насъ въ обиду!»

И огнь изъ чашъ ихъ пьютъ златыхъ.

 

На Терекѣ, Уралѣ, Донѣ                                                   7.

Летучи тучи-казаки,

Сѣдыхъ, сухихъ морей на лонѣ

Разсыпавъ бурные полки,

Какъ вихрь, въ кругахъ вертясь, кружатся,

Учить сыновъ и внуковъ тщатся,

Какъ всякъ изъ нихъ сто Галловъ свергъ;

Молніеносны стѣны ратны,

Звукъ трубъ и флейтъ сливъ въ громъ пріятный,

Торжествъ ихъ плещутъ средь утѣхъ.

 

Но коимъ свѣтится восторгомъ                                      8.

Сиротъ порфироносна мать,

Насъ наградивша полубогомъ,

Того не можно описать!

Зрѣть сына въ славѣ — сердца сладость!

Ея всѣмъ ангельская радость

Видна на взорахъ и устахъ.

Цари велики, какъ зарницы

Въ понтъ съ неба зря, — въ немъ зря ихъ лицы,

Съ ней не сравняются въ лучахъ.

 

И ты, о древняя Камена!                                                  9.

Сѣдой сребрящася главой,

Не чая быть ужъ столь блаженна,

Чтобъ гласъ еще возвысить свой,

Въ хвалу тобой дивъ предреченныхъ,

Узря ихъ нынѣ совершенныхъ,

Удвой, удвой твоихъ струнъ кликъ;

Звучи: «Кто Богъ нашъ, какъ Богъ велій!»

Тобой воспѣтый въ колыбели —

Днесь болѣй всѣхъ земныхъ владыкъ!

// С. 218

 

О диво, мыслямъ непонятно!                                          10.

О благость щедрыхъ къ намъ небесъ!

Величіе невѣроятно,

Какимъ въ толь кратки дни вознесъ

Россію царь благословенный!

Нашъ мечъ, въ ножны имъ не вложенный,

Едва сверкнулъ съ своихъ жилищъ, ―

Уже на Эльбѣ и на Рейнѣ

Гремитъ, блеститъ, разитъ на Сейнѣ

И передъ нимъ простертъ Парижъ!

 

Парижъ! сынъ истый Вавилона,                                     11.

Кумиръ народовъ и царей,

Гдѣ Бога, вѣры и закона

Никто не чтилъ, кромѣ страстей[4];

Въ которомъ Корсъ, пришлецъ надменный,

Мечтавъ ось обращать вселенны,

Россію ни во что вмѣнялъ:

Какъ ураганъ, вздымалъ волнъ холмы;

Какъ Люциферъ, металъ въ твердь громы;

Но Александръ предсталъ, — онъ палъ!

 

Гиганты міра! научитесь                                                  12.

Примѣромъ симъ. — О царствъ главы!

Превыше мѣръ не возноситесь

И съ Богомъ не равняйтесь вы,

На скиптръ опрясь свой исполинскій!

Предъ Нимъ ничтожны вы и низки,

// С. 219

 

Коль правда, вѣра не за васъ:

Онѣ однѣ — твердыня трона.

Гдѣ блескъ меча Наполеона?

Предъ солнцемъ правды онъ погасъ.

 

Объемлетъ умъ благоговѣйно                                         13.

Мой — ужасъ, радость и восторгъ;

На стогнѣ молится смиренно,

Зрю, Александръ! — и, свѣта богъ

Какъ, взглядомъ тму онъ освѣщаетъ,

Врагамъ щедротою отмщаетъ

И прахъ Людовика святитъ!

Во изумленьи, золъ столица,

Склоня колѣна, горды лица,

Токъ умиленныхъ слезъ струитъ!

 

Какіе клики, разговоры,                                                   14.

Племенъ различныхъ торжество!

Какіе радостные взоры

На ихъ блаженства божество!

Ливанъ тамъ храмы изливаютъ;

Тамъ дѣвы, юноши бросаютъ

Къ стопамъ спасителя цвѣты!

Когда какой и гдѣ властитель

Толикихъ душъ былъ вдругъ плѣнитель?

ОнъАнгелъ благъ и красоты!

 

Онъ Геній, съ небеси низсланный!                                 15.

Маріей кроткою рожденъ,

Чтобъ ввѣкъ былъ миротворецъ славный

И сыномъ Божьимъ нареченъ:

Онъ громы утишилъ военны,

Воздвигнулъ троны низложенны,

Безъ пользъ своихъ плѣнилъ сердца.

// С. 220

 

На Геликонѣ я двухолмномъ

Лиръ очарованъ всюду звономъ

Съ конца Европы до конца!

 

Тамъ обнимаются супруги,                                             16.

Сыны и братья и сестры;

Мечи куются въ сельны плуги;

Станъ кроютъ скатерти, ковры;

Поля, бывъ труповъ мертвыхъ полны,

Струятся класами, какъ волны;

Пестрѣетъ лугъ въ рѣкахъ и брегъ;

Стада на пажитяхъ тучнѣютъ;

Попутны вѣтры въ парусъ вѣютъ, ‑

И всѣмъ златой катится вѣкъ.

 

Текутъ дни райскіе, незлобны;                                        17.

Сопразднуетъ народамъ тварь!

И все сіе богоподобный

Даруетъ миролюбный царь!

А ты, о бичъ и царствъ воитель,

Желавшій свѣта быть властитель!

Взгляни черепьевъ на костры:

Вела тебя гдѣ слава мнима,

Тамъ дымомъ твердь доднесь мрачима

И рдѣютъ кровію зари.

 

Надъ пеплами тамъ клятвы воютъ,                              18.

На небо стоны вопіютъ;

Въ могилѣ черви прахъ твой взроютъ,

Какъ въ жизни совѣсть враны рвутъ.

Почто же было такъ трудиться,

Чтобъ быть тебѣ великимъ мниться?

Великимъ злоба не творитъ.

Сія честь существу благому

// С. 221

 

И слава, но не духу злому

Безсмертіе принадлежитъ.

 

Но отвратимъ скорѣй зѣницы                                        19.

Съ позорища кровей и слезъ;

Злой демонъ счастья съ колесницы

Упалъ, — и слухъ о немъ исчезъ.

Пойдемъ же и простремъ мы длани,

Сердца повергнемъ вмѣсто дани,

Любовію къ отцу горя;

Хваля ко брани исхожденье,

Восхвалимъ днесь и возвращенье

Благословеннаго царя.

 

Пойдемъ и сопряжемъ съ любовью                             20.

Надежду нашу на того,

Кто самъ сожертвовалъ намъ кровью.

Мы все получимъ отъ него:

Онъ храбрости воздастъ усердье;

Явитъ терпѣвшимъ милосердье,

Невинныхъ узы перерветъ,

Созиждетъ домы раззореннымъ,

Дастъ правосудье притѣсненнымъ,

Всѣхъ благочестьемъ превзойдетъ.

 

И мы, его душою полны,                                                  21.

Пойдемъ его добротъ вослѣдъ;

Покажемъ, что его достойны,

Что насъ счастливѣй въ свѣтѣ нѣтъ;

Стопы его облобызаемъ

И въ немъ съ горячностью познаемъ

Царя — ревнителя Христа.

Въ восторгахъ сильныхъ тихнетъ радость,

Отъ гуслей не ліется сладость,

Я полонъ чувствъ, — молчатъ уста!

// С. 222

 

Но чту себя и тѣмъ счастливымъ,                                  22.

Что нѣчто въ славу его пѣлъ,

Что сердцемъ вѣщимъ, справедливымъ

Тотъ днесь тріумфъ запечатлѣлъ,

О коемъ предвѣщалъ я прежде:

Се царства въ сбывшейся надеждѣ

Пришли стопы его лобзать[5]!

Меня народы не забудутъ:

Хвалы мои ему ввѣкъ будутъ

Моря и горы повторять.

// С. 223

 

 



[1]        Въ рукописи, какъ и въ изданіи 1816 г., озаглавлено: «На срѣтеніе побѣдителя, свободителя и примирителя Европы, великаго и свыше благословеннаго отца отечества Александра I. 1814 года іюля дня». Напечатана тогда же отдѣльно, въ четвертку (12 страницъ)* съ двумя виньетками, которыя и здѣсь воспроизводятся: одна, въ началѣ, представляетъ тріумфальныя ворота и вступающаго въ нихъ Феба, за которымъ лежитъ пораженный имъ драконъ и летятъ орлы (см; строфы 3-ю и 5-ю); на другой виньеткѣ, въ концѣ, — изображена надъ тучами и перунами радуга. Въ изд. 1816 г., ч. V, см. LI.

         *Въ единственномъ экземплярѣ который мы видѣли (доставленъ намъ М. Н. Михайловскимъ), заглавнаго листа нѣтъ; въ концѣ подпись Державинъ.

[2]        «Портики, или надвратные переклады». Д. — Князь, верхній брусъ у воротъ.

[3]        «Улусы, или кочевыя селенія, переносящіяся съ мѣста на мѣсто». Д.

[4]        «Шатобріанъ, стран. 35 и 36». Д. — Здѣсь разумѣется извѣстная брошюра Шатобріана: «De Bonaparte et des Bourbons», перепечатанная въ Петербургѣ и изданная одновременно (1814 г.) по-русски въ двухъ различныхъ переводахъ. Въ рукахъ Державина былъ вѣроятно переводъ Севастьянова Бонапартъ и Бурбоны, въ которомъ на указанныхъ страницахъ дѣйствительно описывается мрачными чертами внутреннее состояніе Франціи въ Наполеоново время.

[5]        Пришли стопы его лобзать.

         Ср. въ стихотвореніи 1805 г.: Гласъ санктпетербургскаго общества (Томъ II, стр. 577):

         Цари колѣна преклоняютъ,

         Народы, царства прибѣгаютъ

         Стопы спасителя лобзать.