В память Давыдова и Хвостова

IX. ВЪ ПАМЯТЬ ДАВЫДОВА И ХВОСТОВА[1].

__________

Вдыхавшая героямъ                                          1.

Россійскимъ къ славѣ духъ,

Склони днесь къ струнамъ томнымъ,

О Муза! ихъ твоимъ,

// С. 30

 

И юныхъ двухъ отважныхъ

Сподвижниковъ оплачь,

Что сквозь стихіевъ грозныхъ

И океанскихъ безднъ

// С. 31

 

Свирѣпыхъ и бездонныхъ,

Колумбу подражая,

Два разъ Титана вслѣдъ

Прошли къ противуножнымъ[2].

 

Межъ горъ лазурныхъ, льдистыхъ,                                  2.

Носящихся въ волнахъ,

И въ ночь, подъ влагой звѣздной,

По райнамъ, парусамъ

Блестящей, — солнца тропы

Преплывъ сквозь мразъ и жаръ,

Они, какъ воскрыленны

Два орлія птенца,

Пущенные Зевесомъ,

Чтобъ, облетѣвъ вселенну,

Узнать ея среду,

Три удивляли свѣта[3].

 

Тамъ на летучихъ Этнахъ,                                      3.

Иль въ чолнахъ морь средь нѣдръ,

// С. 32

 

Тамъ въ нарахъ, на еленяхъ[4].

Въ степяхъ на коняхъ, псахъ,

То всадниковъ, то пѣшихъ.

Зимой средь дебрь и тундръ

Однихъ между злодѣевъ,

Ужъ ихъ погибшихъ чтутъ,

Безъ пищи, безъ одежды

Въ темницахъ уморенныхъ;

Но вдругъ воскресшихъ зрятъ,

Вездѣ какъ бы безсмертныхъ.

 

И Финнъ и Галлъ былъ зритель[5]                           4.

Безстрашья ихъ въ бояхъ,

Когда они сражались

За вѣру, за царя,

За отчество любезно;

Но благовѣнью въ нихъ

Всякъ къ родшимъ удивлялся,

Коріолановъ зрѣвъ[6].

Всякъ ждалъ: насъ вновь прославятъ

Грейгъ, Чичаговъ, Сенявинъ,

Крузъ, Сакенъ, Ушаковъ

Въ моряхъ великимъ духомъ.

// С. 33

 

Но мудрыхъ разсужденье                                       5.

Коль справедливо то,

Что блескъ столицъ и прелесть

Достоинствамъ прямымъ

Опаснѣй, чѣмъ пучины

И камни подъ водой:

Такъ, красны струи невски!

Средь тихихъ вашихъ нѣдръ,

Въ насмѣшку бурямъ грознымъ

И страшнымъ океанамъ,

Пожрать не могшимъ ихъ,

Вы, вы ихъ поглотили!

// С. 34

 

Увы! въ семъ мірѣ чудномъ                                               6.

Одинъ небрежный шагъ

И твердые колоссы

Преобращаетъ въ персть. —

Родители! ахъ, вы,

Внуша гласъ скучной лиры[7],

Не рвитеся безъ мѣръ;

Но будьте какъ прохожій,

Что на цвѣтахъ блескъ росъ

Погасшимъ зрѣлъ, — и ихъ

Вслѣдъ запахъ обоняйте.

 

Жизнь наша жизни вѣчной                                    7.

Есть искра, иль струя;

Но тѣмъ она ввѣкъ длится,

// С. 35

 

Коль благовонье льетъ

За добрыми дѣлами.

О, такъ! исполнимъ долгъ,

И похвалы за гробомъ

Услышимъ коль своимъ, —

Чего желать намъ больше?

Въ пыли и на престолѣ

Прославленный герой

Главъ злыхъ вѣнчанныхъ выше.

 

Хвостовъ! Давыдовъ! будьте                                              8.

Ввѣкъ славными и вы.

Межъ нами ваша память,

Какъ гулъ, не пройдетъ вмигъ.

Хоть рокомъ своенравнымъ

Вы сѣсть и не могли

На колесницу счастья[8];

Но вашихъ похожденій звукъ,

Духъ Куковъ и Нельсоновъ

И умъ Невтона звѣздна,

Какъ Александровъ вѣкъ,

Не позабудутъ Россы.

// C. 36

 

 

 



[1]        Флота лейтенантъ Хвостовъ и мичманъ Давыдовъ были молодые люди, отличавшіеся образованіемъ, расторопностью и отвагой. Опредѣлясь на службу въ сѣверо-американскую кампанію, они два раза ѣздили моремъ въ Америку и оттуда въ Сибиръ. Во второе путешествіе пришлось имъ поступить въ распоряженіе отправленнаго посломъ въ Японію камергера Резанова (см. Томъ II, стр. 476). Послѣ внезапнаго отъѣзда его они, исполнивъ его порученіе, прибыли въ Охотскъ; но здѣсь, по неожиданному повелѣнію начальника порта, Бухарина, ихъ посадили подъ стражу. Заключеніе это было такъ тяжко, что конечно сдѣлалось бы для нихъ гибельнымъ, еслибъ юношеская смѣлость и добрые люди не помогли имъ спастись бѣгствомъ. Добравшись благополучно до Петербурга въ 1808 году, они, по желанію самого главнокомандующаго финляндскою арміею, графа Буксгевдена, отправились на театръ войны и тамъ своею храбростью пріобрѣли почетную извѣстность (Спб. Вѣдом. 1808, сент. 8, № 72). Въ слѣдующую зиму Буксгевденъ причислилъ ихъ, въ видѣ награды, къ своей свитѣ и велѣлъ имъ возвратиться въ Петербургъ, гдѣ они съ тѣхъ поръ и оставались. Въ началѣ октября 1809 года пріѣхалъ туда корабельщикъ сѣверо-американскихъ штатовъ, Вульфъ, съ которымъ они подружились во время своихъ странствованій. Вмѣстѣ съ нимъ они провели вечеръ 4 октября у академика Лангсдорфа*, жившаго на Васильевскомъ острову. Пробывъ тамъ за полночь, молодые люди въ два часа ночи подъѣхали къ исакіевскому мосту, который въ это время былъ разведенъ; сквозь мостъ проходила барка. Имъ показалось, что они успѣютъ соскочить съ одного края моста на барку и потомъ съ барки попасть опять на другой край моста. Однакожъ скачокъ былъ неудаченъ: они оборвались, упали въ воду и оба потонули; ночь была темная и бурная. Николай Александровичъ Хвостовъ род. 28 іюля 1776 г., и слѣдовательно умеръ 33-хъ лѣтъ; Гаврилѣ Ивановичу Давыдову было всего 26. Оба воспитывались въ морскомъ кадетскомъ корпусѣ (Двукратное путешествіе въ Америку Хвостова и Давыдова, изданное А. Шишковымъ, Спб. 1810). Хвостовъ приходился племянникомъ адмиралу Шишкову, женатому въ первомъ бракѣ на сестрѣ его матери, урожденной Шельтингъ. Разсказъ Булгарина объ этихъ двухъ морякахъ въ Воспоминаніяхъ его (ч. II, стр. 148) во многомъ невѣренъ (см. Литерат. газету 1846 г., № 3 и 5), но прибавляетъ къ исторіи ихъ гибели слѣдующую любопытную черту: «Вдругъ оба они пропали безъ вѣсти, а какъ въ это же время американскій купеческій бригъ прошелъ безъ осмотра, при сильномъ вѣтрѣ, мимо брантвахты за Кронштадтомъ и не заявилъ бумагъ, то многіе, зная безпокойный духъ Хвостова и Давыдова, полагали, что они, по страсти къ приключеніямъ, ушли въ Америку. Это казалось тѣмъ болѣе вѣроятнымъ, что шкиперъ американскаго брига (названный выше Вульфъ) былъ пріятель Хвостова и Давыдова, оказавшихъ ему услугу въ Ситхѣ. Наряжена была коммиссія для изслѣдованія дѣла, но она ничего не открыла». Если вѣрить Булгарину, тайну разъяснилъ черезъ нѣсколько времени, воротясь въ Петербургъ, свидѣтель ихъ гибели Вульфъ, который былъ съ ними въ роковую ночь, но, опасаясь задержки, промолчалъ о несчастіи своихъ сопутниковъ; люди, разводившіе мостъ, также боялись отвѣтственности, и бѣдственный случай остался тайной: тѣла не были выброшены на берегъ.

         Когда погибель Хвостова и Давыдова сдѣлалась извѣстною, то въ Русск. Вѣстникѣ за декабрь 1809 г. явились по этому случаю два стихотворенія: Анны Волковой и А. Ш. (Шишкова) при письмѣ къ издателю С. Глинкѣ и съ его примѣчаніемъ. Чтеніе всего этого, вѣроятно, и подало Державину поводъ къ сочиненію пьесы Въ память Давыдова и Хвостова, которая въ рукописи помѣчена 24 декабря и сперва написана была риѳмованнымя стихами, послѣ зачеркнутыми и совершенно передѣланными. Она напеч. 1816 г. въ ч. V, ХХХVIII.

         *Баронъ Георгъ Гейнрихъ Лангсдорфъ, въ то время адъюнктъ академіи наукъ по зоологіи, родился въ Швабіи 18 апрѣля 1774 г., учился въ Геттингенѣ, сдѣлался медикомъ и въ этомъ званіи попалъ въ Португалію. По возвращеніи въ Германію, узнавъ, что изъ Россіи Крузенштернъ отправляется въ кругосвѣтное плаваніе, Лангсдорфъ поспѣшилъ въ Копенгагенъ, гдѣ стояли корабли, назначенные для этого плаванія, и былъ присоединенъ къ экспедиціи въ качествѣ ботаника. Онъ возвратился въ Петербургъ въ 1808 году и тогда-то избранъ былъ въ члены академіи наукъ. Удостоясь особеннаго вниманія императора Александра I, онъ въ 1812 г. назначенъ былъ генеральнымъ консуломъ въ Бразилію, и оставался въ этой должности до 1830 года. Въ это время болѣзнь заставила его переселиться въ Европу: остальные годы жизни онъ провелъ въ Фрейбургѣ (въ Баденѣ), гдѣ и умеръ 29 іюня 1852. Результаты его путешествій, наблюденій и изслѣдованій изложены въ нѣсколькихъ сочиненіяхъ (Nécrologe universel du XIXe siècle; особый оттискъ, Парижъ, 1853).

[2]        Прошли къ противуножнымъ —

         т. е. къ антиподамъ — въ Америку.

[3]        Три удивляли свѣта —

         т. е. Европу, Азію (Сибирь) и Америку. Летучими Этнами въ слѣдующемъ стихѣ названы корабли. Ср. Крылаты Этны, Томъ I, стр. 406.

[4]        Тамъ въ нарахъ, на еленяхъ и проч.

         Нары, по нашимъ словарямъ, значитъ помостъ выше пола, полати, задняя лавка въ избѣ; но здѣсь очевидно употреблено для означенія особаго рода саней, на которыхъ ѣздятъ сѣверные инородцы.

[5]        И Финнъ и Галлъ былъ зритель и проч.

         Французы считалисъ союзниками Россіи во время происходившей въ Финляндіи войны съ Шведами, въ которой, какъ было выше показано, участвовали Хвостовъ и Давыдовъ.

[6]        Коріолановъ зрѣвъ и проч.

         Особенно Хвостовъ доказалъ во многихъ случаяхъ рѣдкую сыновнюю любовь: онъ рѣшился на путешествіе въ Америку главнымъ образомъ для того, чтобы облегчить положеніе своей матери, и предложилъ ей половину назначеннаго ему жалованья: см. Предисловіе Шишкова къ Двукратному путешествію и проч. Послѣдними стихами 4-й строфы Державинъ хочетъ сказать, что погибшіе молодые люди подавали блестящія надежды, что отъ нихъ ожидали громкихъ подвиговъ въ будущемъ. Приведенныя Державинымъ имена означаютъ прославившихся въ исторіи русскаго флота героевъ; пятеро изъ нихъ всѣмъ извѣстные адмиралы, которыхъ біографіи можно найти въ Словарѣ Бантышъ-Каменскаго. Не такъ извѣстенъ капитанъ 2-го ранга Сакенъ, но и его память не менѣе достойна жить въ потомствѣ. Христофоръ Ивановичъ (собственно Рейнгольдъ) фонъ Сакенъ, вѣроятно лифляндскій уроженецъ, выпущенъ изъ морскаго кадетскаго корпуса въ 1772 г.; какъ офицеръ, бывшій на отличномъ счету, онъ взятъ во время турецкой войны въ черноморскій флотъ и въ 1788 г. командовалъ дуббель-іплюпкой. 20 мая, на пути отъ Кинбурна къ устью Буга, за ней погналось множество мелкихъ турецкихъ судовъ, и Сакенъ погибъ вмѣстѣ съ своей шлюпкой. Обстоятельства смерти его въ точности не извѣстны; но изъ свѣдѣній, которыя тщательно собиралъ самъ Потемкинъ, изъ показаній очевидцевъ сраженія и сослуживцевъ Сакена вытекаетъ заключеніе, согласное съ общею молвой его современниковъ, что онъ самъ взорвалъ свою шлюпку на воздухъ. 27 мая Потемкинъ, по соображеніи всѣхъ полученныхъ извѣстій, доносилъ императрицѣ: «Въ то время, когда суда непріятельскія показались на лиманѣ, двойная шлюпка, съ капитаномъ Сакеномъ, посыланнымъ отъ принца Нассау къ генералу Суворову, возвращалась къ флотиліи. Тринадцать судовъ непріятельскихъ утремились за нею въ погоню. Достигаемый Турками, капитанъ Сакенъ отправилъ къ флотиліи маленькую шлюпку, у него бывшую, съ 9-ю матросами, приказавъ имъ объявить объ опасномъ его состояніи и что ни онъ, ни его судно въ рукахъ турецкихъ не будетъ. Сіи матросы видѣли его окруженнаго непріятелемъ, сцѣпившагося съ онымъ и поднявшагося на воздухъ. Если при семъ случаѣ не истребилъ онъ съ собою судна непріятельскаго, какъ увѣряютъ, то неустрашимость, съ которою онъ сражался, и геройская смерть показали Туркамъ, какихъ они имѣютъ непріятелей.» Тѣло Сакена было найдено на берегу безъ черепа и съ оторванными руками; онъ погибъ лѣтъ 35-и отъ роду. Есть преданіе, что Екатерина II, въ награду за подвигъ Сакена, пожаловала его сестрамъ пенсію или имѣніе (А. Висковатова Взглядъ на военныя дѣйствія Россіянъ въ Черномъ морѣ и Дунаѣ съ 1787 по 1791 годъ, Спб. 1828, стр. 19; Морской Сборникъ 1855, т. ХV, № 4, статья В. К. [Владислава Кеневича], и 1856, т. XXVI, № 14, статья Висковатова). Замѣчательную характеристику Ушакова см. въ одной изъ первыхъ главъ Исторіи войны 1799 г. Д. А. Милютина.

         Въ доказательство дѣльнаго направленія Хвостова приведемъ, что онъ во время своихъ странствованій составилъ словарь нарѣчія, употребляемаго на южномъ берегу острова Сахалина. Этотъ словарь напечатанъ въ 3-й части Путешествія Крузенштерна.

[7]        Внуша гласъ скучной лиры и проч.

         Внуша значитъ здѣсь внявъ. Ср. Томъ I, стр. 324.

[8]        На колесницу счастья.

         Въ письмѣ къ Глинкѣ (см. выше прим. 1) находилось между прочимъ выраженіе: «Жизнь ихъ была цѣпь несчастій».