Праздник воспитанниц девичьего монастыря

<Праздник воспитанниц девичьяго монастыря // Сочинения Державина: [в 9 т.] / с объясн. примеч. [и предисл.] Я. Грота. — СПб.: изд. Имп. Акад. Наук: в тип. Имп. Акад. Наук, 1864—1883. Т. 2: Стихотворения, ч. 2: [1797—1808 гг.]: с рис., найденными в рукописях поэта. — 1865. С. 77—89>

1797.

XII. ПРАЗДНИКЪ ВОСПИТАННИЦЪ ДѢВИЧЬЯГО МОНАСТЫРЯ[1].

__

Если бъ умъ какой чудесный

Столь возвыситься возмогъ,

Чтобъ, проникнувъ сводъ небесный,

Въ горнiй возлетѣлъ чертогъ,

И средь тучъ тамъ бирюзовыхъ,

 

// 77

 

Будто множество зарницъ,

Бѣлокурыхъ, чернобровыхъ,

 

// 78

 

Мирiады свѣтлыхъ лицъ,

Въ ризахъ блещущихъ, эѳирныхъ,

Видѣлъ Ангеловъ небесъ;

Съ ихъ агатныхъ иль сафирных

Черпалъ бы восторгъ очесъ;

Красоты ихъ лучъ небесной

Изумлялъ бы слабый взоръ;

Ихъ гармонiи прелестной

Тихiй, умиленный хоръ,

Громкихъ арфъ и лиръ бряцанье

Нѣжно трогали бы слухъ;

Райскихъ древъ благоуханье

Сладко упояло духъ;

Видѣлъ бы, чтò очи тлѣнны

Не возмогутъ созерцать,

И внималъа, чтò уши бренны

Неудобны въ слухъ внимать;

Слышалъ, Серафимовъ хоры

Какъ Царя царей поютъ,

Какъ вперенные ихъ взоры

Свѣтъ съ Него и радость пьютъ:

Тотъ возмогъ бы, по сравненью

Сихъ божественныхъ чудесъ,

Живо описать къ видѣнью

Росскихъ мысленныхъ очесъ,

Какъ полсвѣта повелитель

И его любезный домъ,

Павелъ посѣщалъ обитель.

Юныхъ дѣвъ священный сонмъ;

Какъ онѣ его встрѣчали,

Будто бога иль отца;

 

// 79

 

Пѣньемъ души восхищали,

А красою всѣхъ сердца.

 

Или, если бы рожденье

На водахъ кто зрѣлъ весны

И ея въ лучахъ явленье

Изъ кристальныя волны;

Съ холма кинувъ быстро око

На прекрасный Волги брегъ,

Гдѣ, разлившися широко

И склоняя свѣтлый бѣгъ

На Каспiйско мореб сткляно,

Злачныхъ горъ она въ тѣни,

Море гладко, златордяно

Представляетъ въ ясны дни;

Тамъ бы на песчаныхъ стогнах

Зрѣлъ пернатыхъ онъ стада[2],

 

// 80

 

Что, собравшись въ миллiонахъ,

Какъ снѣговъ лежитъ гряда;

Кроткiя межъ нихъ колпицы

Въ стаѣ гордыхъ лебедей,

Сребророзовыя птицы

Лоснятся поверхъ зыбей,

И шурмуютъ и играютъ,

И трепещутся средь волнъ,

Съ перьевъ бисеръ отряхаютъ,

Разноцвѣтный влажный огнь;

Зрѣлъ бы, какъ, сплетясь крылами,

Ходятъ по мелямъ стѣной,

Вдаль расплывшися кругами,

Кличутся промежъ собой;

Громкiй голосъ ихъ несется

По водамъ и по полямъ;

Гулъ отъ холмовъ раздается,

Изъ-за рощей тихiй гамъ:

Тотъ возмогъ бы драгоцѣнну

Ту картину начертать,

Какъ Марiю несравненну[3],

 

// 81

 

Нѣжную Россiи мать[i],

Юны дѣвы принимали

Во святилищѣ своемъ,

Благовѣйно предстояли

Предъ величества лицомъ;

Въ темной зеленью аллеѣ,

Древъ подровненныхъ въ тѣни,

Снѣга самаго бѣлѣе,

Легче воздуха въ ткани,

Передъ ней онѣ играли

На помостѣ золотомъ,

Пѣли, прыгалив, плясали

И рядами и кругомъ;

Въ даръ священный приносили

Рукъ издѣлiя своихъ[4];

 

// 82

 

Не сокровища дарили,

Но сердецъ преданность ихъ;

Лишь того искали взоромъ

И желали всей душей,

Чтобъ почтила разговоромъ

Иль улыбкой ихъ своейг;

А въ сей стаѣ бѣлоснѣжной,

Будто среди птицъ весна,

Къ дѣтямъ взоръд бросая нѣжной,

Зрѣлась божествомъ она; —

 

Иль, когда бы къ баснословнымъ

Кто восхитясь временамъ,

Къ славнымъ, свѣтлымъ, благовоннымъ                

На Олимпъ восшелъ пирамъ

И увидѣлъ бы на ономъ,

Подъ паденьемъ шумныхъ водъ,

Подъ янтарнымъ небосклономъ

Въ хладную пещеру входъ

И младыхъ въ ней нимфъ прекрасныхъ,

Славнымъ пиромъ, на столахъ,

На узорчатыхъ, атласныхъ,

Бѣлыхъ, тонкихъ скатертяхъ,

Угощающихъ прiятно

Посѣтителей боговъ,

Какъ хитоны ихъ опрятно,

 

// 83

 

Въ узлы легкихъ облаковъ

Подобравъ онѣ пристойно

Лентами зарей цвѣтныхъ,

Сановито и спокойно

Ходятъ вкругъ гостей своихъ;

Какъ съ улыбкой благородной,

Съ наклоненiемъ чела,

Милой поступью, свободной

Къ гостю каждая пришла;

Принесли имъ: тѣ въ корзинахъ,

Тѣ въ фарфорахъ прорѣзныхъ,

Въ разноцвѣтныхъ тѣ кувшинахъ,

Въ блюдахъ сребряныхъ, златыхъ

Сочножелтые, багряны,

Вкусноспѣлые плоды,

Въ хрусталяхъе напитки хладны,

Сладки, искрометны льды;

Какъ тамъ боги и богини,

Осклабляяся, глядятъ,

Со герои, съ героини[5]

Яствы сахарны ѣдятъ;

Какъ амброзiя небесна

Въ алыхъ таетъ ихъ устахъ;

Разсыпается чудесна

Пища райская въ рукахъ;

Льется въ медѣ благовонномъ

Вспламеняющiйж нектаръ,

 

// 84

 

Въ сокѣ розовомъ, перловомъ[6]

Мразъ, гасящiй зноя жаръ:

Тотъ бы внятно могъ и живо

Описать сей праздникъ намъ,

Торжество то справедливо

И прiятное очамъ,

Какъ подъ свѣсомъ, наклоненнымъ

На столповъ бѣлѣйшихъ рядъ,

Плющемъ обвитыхъ зеленымъ

Рукъ художествомъ, журчатъ,

Къ большей прелести природы,

На прекрасный Невскiй брегъ

Льющiясь съ эѳира воды,

Для прохладъ и для утѣхъ;

Гдѣ усердiе являли

И въ привѣтствiе гостямъ

Дѣвы славный полдникъ дали

И царицамъ и царямъ;

Гдѣ ихъ нѣжны сонмы, хоры,

Какъ небесный нѣкiй садъ,

Зрителей водили взоры

Межъ утѣхъ и межъ прохладъ; —

 

Иль, — когда уже зефиры

Начинаютъ влажно дуть,

Боги въ мягкiе сафиры

Идутъ съ пиршествъ отдохнуть,

Какъ златые Феба стрѣлы,

Прядавъ по волнамъ, скользятъ,

 

// 85

 

Вечеръ потемняетъ селы,

Окна пламенемъ горятъ,

Если бъ смертный дерзновенный

Кто отважиться стольз смѣлъ,

Чтобъ таинственны, священны

Игры древнiе хотѣлъ

Зрѣть украдкой среди нощи

И, по спутаннымъ тропамъ

Проходя кедровой рощи,

Вдругъ увидѣлъ Весты храмъ;

Зрѣлъ вокругъ его, Весталей[ii]

Какъ прохаживаетъ строй;

Огнь виситъ внутри кристалей,

Во треножникѣ струей

Послѣ жертвы дымъ курится;

Предъ священнымъ алтаремъ

Каждая дѣвица зрится

Съ преклонившимся челомъ,

Скромной блещущи красою,

Важности святой полна,

Подъ прозрачною фатою,

Будто сквозь туманъ луна;

Купно всѣ съ благоговѣньем

Жертвенникъ обходятъ вкругъ

И съ тимпановъ удареньемъ,

На колѣни падши вдругъ

Передъ образомъ богини,

Славословiе поютъ;

За дары, за благостыни

Въ жертву ей цвѣты кладутъ

И гласятъ: «О земнороднымъ

 

// 86

 

Божествамъ прекрасна мать[7]!

Если взоромъ благосклоннымъ

Соизволишь призирать

Дѣвъ, тобою воскормленныхъ,

И прошенью внемлешь ихъ:

То внуши молитвъ усердныхъ

Гласъ воспитанницъ твоихъ,

И даруй, да подъ покровомъ

Матерней руки твоей,

Благонравья въ блескѣ новомъ,

Непорочности стезей

Вслѣдъ мы ходимъ за тобою

И достойными тебя

Будемъ жизнiю святою,

Добродѣтель ввѣкъ любя».

Зрѣлъ потомъ бы ихъ въ гуляньи

Средь цвѣтущихъ красныхъ мѣстъ,

Въ разноцвѣтномъ гдѣ сiяньи

Лѣсъ блисталъ лучами звѣздъ;

Какъ, съ невинностью питая

Хладъ безстрастiя въ крови,

Забавлялися, не зная

Сладостныхъ заразъ любви;

Какъ, сокрывшись въ листья, въ гроты

И облекшись въ темну ночь,

Мѣтятъ тщетно въ нихъ Эроты

И летятъ съ досадой прочь;

Видѣлъ бы, и тайный зритель

Древнихъ праздниковъ святыхъ,

 

// 87

 

Игръ сихъ вѣрный былъи сравнитель

Русской Весты дѣвъ младыхъ,

Какъ въ вечернiй блескъ зарницы,

Подъ прохладнымъ вѣтеркомъ,

День рожденья ихъ царицы[8]

Проводили торжествомъ.

Вся Россiя возставала

Съ умиленьемъ зрѣть на нихъ;

Слезы радости роняла,

Такъ привѣтствовала ихъ:

«Я покоюсь послѣ боевъ[9], —

Процвѣтайтеi въ тишинѣ;

 

// 88

 

Будьте матери героевъ

И подпорой твердой мнѣ!»

 

а Тò внималъ…

Неудобны постигать (1804).

б На Каспiйско лоно…

в Пѣли, рѣзвились… (1804).

г Иль улыбкою своей.

д Къ сирымъ взоръ… (Рукоп.).

е Въ хрусталѣ…

ж Пламенѣющiй… (1804).

з Столь отважится кто…

и Былъ бы вѣрный игръ сравнитель.

i Вы цвѣтите… (Рукоп.).

 

// 89



[1] Въ день ангела императрицы Марiи Ѳеодоровны, 22 iюля.

Подъ дѣвичьимъ монастыремъ разумѣется учрежденное Екатериною II женское воспитательное заведенiе, которое до сихъ поръ извѣстно подъ именемъ Смольнаго монастыря* (ср. Томъ I, стр. 702). Императоръ Павелъ, вступивъ на престолъ, ввѣрилъ супругѣ своей управленiе какъ этимъ, такъ и многими другими учрежденiями. Она немедленно занялась улучшенiемъ Смольнаго монастыря во всѣхъ отношенiяхъ: изъ назначеннаго ей ежегоднаго дохода въ 1 миллiонъ руб. опредѣлила 10 т. на перестройку зданiя, увеличила число воспитанницъ, расширила кругъ ихъ занятiй и отмѣнила заведенныя въ монастырѣ театральныя представленiя. Въ 1797 г. воспитывалось въ Смольномъ монастырѣ 300 благородныхъ дѣвицъ, поступавшихъ туда на 8-мъ или 9-мъ году, 200 мещанокъ, которыя принимались 10-и и 11-и лѣтъ отъ роду, и еще нѣсколько пенсiонерокъ. Благородное отдѣленiе раздѣлялось на три класса, а мѣщанское на два, и въ каждомъ классѣ воспитанницы оставались по три года; черезъ столько же времени происходилъ перiодическiй выпускъ ста дѣвицъ (Георги-Безакъ, ч. I, стр. 117, и ч. II, стр. 390; Реймерсъ ч. II, стр. 197).

Еще Екатерина II, посѣщая Смольный монастырь, обходилась съ воспитанницами его болѣе какъ мать, нежели какъ императрица; Марiя Ѳеодоровна, для которой благотворительность составляла истинную потребность сердца, простирала еще далѣе простоту своего обращенiя съ монастырками. Въ праздникъ, бывшiй поводомъ къ настоящему стихотворенiю, государь посѣтилъ ихъ вмѣстѣ съ своею супругой.

Напечатано въ первый разъ отдѣльно, потомъ въ Анакреонтическихъ пѣсняхъ 1804, стр. 21, и въ изд. 1808 г., ч. III, X.

 

* Въ названiи Смольнаго монастыря слились два историческiя воспоминанiя. На томъ углу, гдѣ Нева южное свое теченiе перемѣняетъ на западное, былъ еще до основанiя Петербурга, въ шведское время, дегтярный заводъ, отчего и стоявшая тутъ деревня называлась Смольною. Петръ В., упразднивъ заводъ, построилъ на этомъ мѣстѣ, для царевны Елисаветы Петровны, лѣтнiй домъ подъ именемъ Смольнаго дворца, который, по восшествiи ея на престолъ, обращенъ былъ въ Новодѣвичiй Воскресенскiй монастырь для 20 монахинь (1744). Черезъ двадцать лѣтъ Екатерина II учредила здѣсь Общество для воспитанiя благородныхъ дѣвицъ, къ которому вскорѣ (1765) было присоединено еще отдѣленiе для мѣщанскихъ дѣвушекъ.

[2] Зрѣлъ пернатыхъ онъ стада.

На нижней Волгѣ водяныя птицы яркобѣлаго цвѣта цѣлыми стаями садятся на песчаные берега и отмели.

Колпица, или колпикъ, см. Томъ I, стр. 225. Картина, изображаемая здѣсь Державинымъ, была знакома ему съ дѣтства, которое онъ провелъ на Волгѣ и отчасти на Уралѣ, воспитываясь въ Оренбургѣ. На Уралѣ, около Каспiйскаго моря, по выраженiю Палласа, «птицъ находится несказанное множество, а наипаче весною и осенью» (Путешествiе, ч. I, стр. 624). Покойный С. Т. Аксаковъ, оставившiй намъ столько картинъ того края, разсказываетъ по этому предмету, описывая рѣку Бугурусланъ въ половодье: «Въ самомъ дѣлѣ, то происходило въ воздухѣ, на землѣ и на водѣ, чего представить себѣ нельзя, не видавши, и чего увидѣть теперь уже невозможно въ тѣхъ мѣстахъ, о которыхъ я говорю, потому что нѣтъ такого множества прилетной дичи..... Всѣ берега полоевъ были усыпаны всякаго рода дичью; множество утокъ плавало по водѣ между верхушками затопленныхъ кустовъ, а между тѣмъ безпрестанно проносились большiя и малыя стаи разной прилетной птицы: однѣ летѣли высоко, не останавливаясь; а другiе — низко, часто опускаясь на землю; однѣ стаи садились, другiя поднимались, третьи перелетывали съ мѣста на мѣсто: крикъ, пискъ, свистъ наполнялъ воздухъ. Не зная, какая это летитъ или ходитъ птица, какое ея достоинство, какая изъ нихъ пищитъ или свиститъ, — я былъ пораженъ, обезумленъ такимъ зрѣлищемъ (Дѣтскiе годы Багрова-внука, М. 1858, стр. 338 и сл.).

[3] …Какъ Марiю — юны дѣвы принимали и проч.

Прiемъ, сдѣланный ими однажды Екатерине II, описанъ въ Собранiи новостей за январь 1776. Императрица, проведя около года въ Москвѣ, возвратилась въ концѣ декабря 1775 въ Петербургъ, и первый ея выѣздъ, 30 числа, былъ въ Смольный монастырь. Тамъ, по случаю возвращенiя государыни въ столицу, было театральное представленiе: дѣвицы сыграли французскую комедiю L’ambitieux и комическую оперу Le jardinier supposé. По окончанiи зрѣлища онѣ «бросились» къ высокой посѣтительницѣ «съ такою горячностью, что чувства ихъ къ ней яко къ матери превозмогали почтенiе къ своей государынѣ».

Прiемъ императрицѣ Марiи Ѳеодоровнѣ, описанный Державинымъ, не могъ не быть искреннимъ. Выраженiе: Нѣжную Россiи мать было заслужено ею. Самые достовѣрныя историческiе свидѣтельства подтверждаютъ, что она посвятила всю свою жизнь заботамъ о благѣ человѣчества. Въ рѣчи, произнесенной 12 дек. 1828 въ память ея, профессоръ дерптскаго университета Моргенштернъ, подробно излагая ея дѣятельность, замѣтилъ между прочимъ: «О ней можно по всей справедливости повторить то, что примѣняли къ филантропу Говарду: ему казалось, что ничего не сдѣлано, пока оставалось сдѣлать еще что-нибудь —

«Nil actum credens, dum quid superesset agendum».

Моргенштернъ говоритъчто Марiя Ѳеодоровнавнимательно слѣдя за воспитанiемъ дѣвицъпосѣщала ихъ еженедѣльно и часто присутствовала на ихъ урокахъ (Zum Gedächtniss der Kaiserin Mutterи проч., Рига и Лейпцигъ, 1829).

[4] Рукъ издѣлiя своихъ.

Она заботилась не объ одномъ умственномъ образованiи воспитанницъ: на мѣщанской половинѣ многiе предметы обученiя (какъ-то: логика, геометрiя, физика, музыка и проч.) были совсѣмъ отмѣнены, а намѣсто ихъ введены рукодѣлiя, особливо такiя, которыя нужны для домашняго быта, и этой половинѣ дѣвицъ поручено шить бѣлье для всего заведенiя (тамъ же).

[5] Со герои, съ героини.

Ср. въ Томѣ I, стр. 557, стихъ: «Простретъ со многоцѣнны дани», при которомъ уже было замѣчено, что такое окончанiе творительного падежа въ жен. р. несогласно и съ формами церковно-славянскаго языка.

[6] Въ сокѣ розовомъ, перловомъ.

Перловомъ, т. е. жемчужномъ (перлъ — жемчугъ). Ср. Томъ I, стр. 670, стихъ: «Въ семъ тонкомъ пологу, перловомъ».

[7] ...земнороднымъ божествамъ — мать —

т. е. мать будущимъ царямъ. Ср. «земныхъ боговъ» въ одѣ Властителямъ и судiямъ (Томъ I, стр. 109).

[8] День рожденья ихъ царицы.

Не рожденiя, а именинъ. Эта ошибка повторена и въ Объясненiяхъ Державина. Императрица Марiя Ѳеодоровна родилась 14 октября 1759, вступила въ бракъ 26 сентября 1776, скончалась 24 октября 1828.

[9] Я покоюсь послѣ боевъ.

Въ этомъ стихѣ выражена надежда прочнаго мира, которую внушала политика, принятая императоромъ Павломъ въ началѣ его царствованiя (см. выше стр. 21 и 29), но вскорѣ имъ покинутая. Въ первое время по вступленiи своемъ на престолъ государь при всякомъ случаѣ выражалъ самыя миролюбивыя намѣренiя. Такъ Нарышкину, отправленному въ Берлинъ съ извѣстiемъ о воцаренiи Павла I, поручено было объявить при этомъ желанiе его жить со всѣми державами въ дружбѣ и согласiи. Черезъ нѣсколько времени императоръ писалъ прусскому королю Фридриху Вильгельму II: «Мнѣ всегда будетъ прiятно совѣщаться съ вами о положенiи дѣлъ. Скажу болѣе: врагъ нынѣшнихъ модныхъ философическихъ преобразованiй, я намѣренъ условиться съ вами о способахъ положить предѣлъ всяческимъ потрясенiямъ государствъ, но уже избирая для того иныя средства, нежели тѣ, какими можно было остановить переворотъ въ его началѣ; а именно средства, сообразныя нынѣшнему состоянiю Европы, стараясь возстановить миръ». Наконецъ къ стиху: «Я покоюсь послѣ боевъ» всего болѣе идутъ слѣдующiя слова изъ депеши канцлера иностранныхъ дѣлъ, графа Остермана, къ дворамъ вѣнскому, лондонскому и берлинскому: «Россiя, будучи въ безпрерывной войнѣ съ 1756 года, есть потому единственная держава въ свѣтѣ, которая находилась сорокъ лѣтъ въ несчастномъ положенiи истощать свое народонаселенiе. Человѣколюбивое сердце императора Павла не могло отказать любезнымъ его подданнымъ въ пренужномъ и желаемомъ ими отдохновенiи послѣ столь долго продолжавшихся изнуренiй» и проч. (Исторiя войны въ 1799 году, т. I, стр. 23, 26 и 368). Болотовъ пишетъ: «Носилась повсемѣстная молва, что государь въ самые первѣйшiе дни своего царствованiя отзывался первѣйшему своему министру Безбородкѣ, а потомъ и публично многимъ другимъ, а особливо своимъ военноначальникамъ, что теперь нѣтъ ни малѣйшей нужды Россiи помышлять о распространенiи своихъ границъ, поелику она и безъ того довольно и предовольно обширна; а потому и онъ никакъ не намѣренъ распространять свои границы, а удержать ихъ вѣрно постарается и обидѣть себя никому не дастъ; и въ сходствiе того хочетъ онъ все содержать на военной ногѣ, но при всемъ томъ жить въ мирѣ и спокойствiи. Черта характера миролюбиваго и намѣренiе наиблаженнѣйшее изъ всѣхъ для Россiи! ... Всѣ порадовались, сiе услышавъ, и молили Бога, чтобъ оное совершилось въ самомъ дѣлѣ; ибо намъ и дѣйствительно ничто такъ не нужно было, какъ миръ, спокойствiе и тишина» (Рус. Архивъ, вып. I, столб. 67).



[i] Такъ и Жуковскій воспѣваетъ Марію Ѳеодоровну,

…въ красѣ благотворенья

Сѣдящую безъ царскаго вѣнца

Въ кругу сихъ дѣвъ, питомицъ Провидѣнья.

Прелестный видъ! ихъ чистыя сердца

Безъ робости открыты предъ тобою:

Тебя хотятъ младенческой игрою

И рѣзвостью невинной утѣшать;

Царицы нѣтъ — онѣ ласкаютъ мать и проч.

(Къ императрицѣ Маріи Ѳеодоровнѣ, 1813 г.)

[ii] Къ стиху 181. Форма Вестали не есть поэтическая вольность, но употреблялась и въ прозѣ: см. Краткій мифологическій словарь Чулкова.