На возвращение графа Зубова из Персии

<На возвращение графа Зубова из Персии // Сочинения Державина: [в 9 т.] / с объясн. примеч. [и предисл.] Я. Грота. — СПб.: изд. Имп. Акад. Наук: в тип. Имп. Акад. Наук, 1864—1883. Т. 2: Стихотворения, ч. 2: [1797—1808 гг.]: с рис., найденными в рукописях поэта. — 1865. С. 28—37>

IV. НА ВОЗВРАЩЕНIЕ ГРАФА ЗУБОВА ИЗЪ ПЕРСIИ[1].

__

Цѣль нашей жизни — цѣль къ покою;

Проходимъ для того сей путь,

Чтобы отъ мразу иль отъ зною

Подъ кровомъ нощи отдохнуть.

 

// 28

 

Здѣсь намъ встрѣчаются стремнины,

Тамъ терны, тамъ ручьи въ тѣни,

Тамъ мягкiе луга, равнины,

Тамъ пасмурны, тамъ ясны дни;

Сей съ холма въ пропасть упадаетъ,

А тотъ взойти спѣшитъ на холмъ.

 

// 29

 

Кого же разумъ почитаетъ

Изъ всѣхъ, идущихъ симъ путемъ,

По самой истинѣ счастливымъ?

Не тѣхъ ли, что, челомъ къ звѣздамъ

Превознесяся горделивымъ,

Мечтаютъ быть равны богамъ;

Что въ пурпурѣ и на престолѣ

Превыше смертныхъ возсѣдятъ?

Иль тѣхъ, что въ хижинѣ, въ юдоли

Смиренно на соломѣ спятъ[2]?

 

// 30

 

Ахъ, нѣтъ! Не тѣ и не другiе

Любимцы прямо суть небесъ,

Которыхъ мучатъ страхи злые,

Прельщаютъ сны прiятныхъ грезъ;

Но тотъ блаженъ, кто не боится

Фортуны потерять своей,

За ней на высоту не мчится,

Идетъ середнеюа стезей[3]

И слѣдъ во всякомъ состояньи

Цвѣтами усыпаетъ свой;

 

Кто при концѣ своихъ ристанiй

Вдали зрѣть можетъ за собой

Аллею подвиговъ прекрасныхъ;

Давъ совѣсти своей отчетъ

Въ минутахъ свѣтлыхъ и ненастныхъ,

Съ улыбкою часы тѣ чтетъ,

Какъ самъ благими насладился,

Какъ спасъ другихъ отъ бѣдъ, отъ нуждъ,

Какъ быть всѣмъ добрымъ торопился,

Раскаянья и вздоховъ чуждъ.

 

О юный вождь! сверша походы,

 

// 31

 

Прошелъ ты съ воинствомъ Кавказъ[4],

Зрѣлъ ужасы, красы природы:

Какъ, съ ребръ тамъ страшныхъ горъ лiясь,

Ревутъ въ мракъ безднъ сердиты рѣки;

Какъ съ челъ ихъ съ грохотомъ снѣга

Падутъ, лежавши цѣлы вѣки;

Какъ серны, внизъ склонивъ рога,

Зрятъ въ мглѣ спокойно подъ собою

Рожденье молнiй и громовъ.

 

Ты зрелъ, какъ ясною порою

Тамъ солнечны лучи, средь льдовъ,

Средь водъ играя, отражаясь,

Великолѣпный кажутъ видъ;

Какъ, въ разноцвѣтныхъ разсѣваясь

Тамъ брызгахъ, тонкiй дождь горитъ;

Какъ глыба тамъ сизоянтарнаб,

Навѣсясь, смотритъ въ темный боръ,

А тамъ заря златобагряна

Сквозь лѣсъ увеселяетъ взоръ.

 

Ты видѣлъ, — Каспiй, протягаясь,

Какъ въ камышахъ, въ пескахъ лежитъ,

 

// 32

 

Лицомъ веселымъ осклабляясь,

Пловцовъ ко плаванью манитъ;

И вдругъ какъ, бурей разсердясяв,

Встаетъ въ упоръ ея крыламъ,

То скачетъ въ твердь, то, въ адъ стремяся,

Трезубцемъ бьетъ по кораблямъ:

Столбомъ власы сѣдые вьются

И гласъ его гремитъ въ горахъ[5].

 

Ты видѣлъ, какъ во тмѣ сѣкутся

Съ громами громы въ облакахъ,

Какъ бездны пламень извергаютъ,

Какъ въ тучахъ роетъ огнь бразды,

Какъ въ воздухѣ пары сгараютъ,

Какъ свѣтятъ свѣчъ въ лѣсахъ ряды.

Ты видѣлъ, какъ въ степи средь зною

Огромныхъ змѣй стога кишатъ[6],

Какъ блещутъ пестрой чешуею

И льютъ, шипя, другъ въ друга ядъ.

 

Ты домы зрѣлъ царей, вселенну,

 

// 33

 

Внизу, вверху ты видѣлъ все[7];

Упадшу спицу, вознесенну,

Вертяще мiра колесо.

Ты зрѣлъ, — и какъ въ Вратахъ[i] Желѣзныхъ[8]

(О, вспомни ты о семъ часѣ!)

По духу войскъ, тобой веденныхъ,

По младости твоей, красѣ,

По быстромъ Персовъ покореньи

Въ тебѣ я Александра чтилъ[9]!

 

О! вспомни, какъ въ томъ восхищеньиг,

Пророча, я тебя хвалилъ:

 

// 34

 

Смотри, — я рекъ: — трiумфъ минуту,

А добродѣтель вѣкъ живетъ[10].

Сбылось! — Игру днесь Счастья люту

И какъ оно къ тебѣ хребетъ

Свой съ грознымъ смѣхомъ повернуло,

Ты видишь; видишь, какъ мечты

Сiянье вкругъ тебя заснуло,

Прошло, — остался только ты.

 

Остался ты! — и та прекрасна

Душа почтенна будетъ ввѣкъ,

Съ которой ты внималъ несчастна

И былъ въ вельможѣ человѣкъд,

Который съ сердцемъ откровеннымъ

Своихъ и чуждыхъ принималъ,

Старѣйшихъ вкругъ себя надменнымъе

Воззрѣнiемъ не огорчалъ.

Ты былъ, что есть, — и не страшися

Объятiя друзей своихъ[11].

 

// 35

 

Приди ты къ нимъ! иль уклонисяж

Познать премудрость царствъ иныхъ.

Учиться никогда не поздно[12]:

Исправь поступки юныхъ лѣтъ;

То сердце прямо благородно,

Что ищетъ надъ собой побѣдъ.

Смотри, какъ въ ясный день, какъ въ бурѣ

Суворовъ твердъ, великъ всегда!

Ступай за нимъ! — Небесъ въ лазурѣ

Еще горитъ его звѣзда[13].

 

// 36

 

Кто былъ на тысящѣ сраженьях

Непобѣдимъ, а побѣдилъ;

Нѣтъ нужды въ блескахъ, въ украшеньяхъз

Тому, кто царство покорилъ!

Умѣй лишь сдѣлаться извѣстнымъ

По добродѣтелямъ своимъ

И не тужи по снамъ прелестнымъ,

Мечтавшимся очамъ твоимъ;

Они прошли и возвратятся,

Пройти вновь могутъ и придтии.

 

Какъ страннику въ пути встрѣчаться

Со многимъ должно и идти

И на горахъ и подъ горами,

Роскошничать и гладъ терпѣть, —

Бываетъ такъ со всѣми нами:

Премѣны рока долгъ нашъ зрѣть.

Но кто былъ мужественъ душою,

Шелъ равнодушнѣй симъ путемъ,

Тотъ ближе былъ къ тому покою,

Къ которому мы всѣ идемъ[14].

 

а Середнею идетъ… (1804).

б Какъ глыба тамъ, скала янтарна,

Навѣсясь, смотритъ въ темный боръ;

А тамъ межъ древъ заря румяна

Усмѣшкой утѣшаетъ взоръ (Рукоп.).

в Какъ вдругъ, бураномъ разсердяся,

Встаетъ противъ его крыламъ.

г …въ томъ какъ восхищеньи.

(Такъ и въ изд. 1808, но потомъ поправлено рукой Державина).

д Нехитрымъ сердцемъ, откровеннымъ.

е Старѣйшинъ вкругъ тебя надменнымъ (Рукоп. и 1804).

ж Приди на перси ихъ иль устремися (Рукоп.).

— Приди — иль хочешь, устремися.

з Нѣтъ нужды въ царскихъ украшеньяхъ.

и Исчезнуть могутъ и придти.

 

// 37



[1] Въ дни счастiя Валерiана Зубова (род. 1771, ум. 1804) Державинъ привѣтствовалъ его стихами Къ Красавцу (Томъ I, стр. 604) и На покоренiе Дербента (тамъ же, стр. 743). Съ кончиною Екатерины II положенiе этого баловня судьбы измѣнилось. «Счастье съ грознымъ смѣхомъ повернуло къ нему свой хребетъ»: императоръ Павелъ, совершенно отказавшись отъ всякаго желанiя завоеванiя*, послалъ ему нѣсколько орденовъ для раздачи его подчиненнымъ и отдѣльныя приказанiя полковымъ командирамъ возвратиться съ своими полками въ предѣлы Россiи. Зубову приходилось оставаться въ лагерѣ одному: онъ отправился вслѣдъ за своею армiей и по прибытiи въ Петербургъ подалъ въ отставку; получивъ приказанiе жить подъ присмотромъ въ своихъ деревняхъ, онъ поселился въ Курляндiи, гдѣ ему принадлежали почти всѣ имѣнiя прежнихъ герцоговъ**. Поводомъ къ сочиненiю этой оды былъ разговоръ Державина при дворѣ съ княземъ С. Ѳ. Голицынымъ (см. Томъ I, стр. 223 и слѣдд.), который, упрекнувъ Державина одой на взятiе Дербента, замѣтилъ, что ужъ теперь герой его не Александръ и что льстить не было бы никакой выгоды. Державинъ отвѣчалъ, что въ разсужденiи достоинства онъ никогда не перемѣняетъ мыслей и никому не льститъ, а пишетъ по внушенiю своего сердца. — «Это неправда», возразилъ Голицынъ: «нынче ему не напишешь». — «Вы увидите», сказалъ Державинъ и, прiѣхавъ домой, сочинилъ эту оду. Хотя стихи его и не были тогда напечатаны, но они въ спискахъ находились у многихъ, не смотря на то, что Зубовъ былъ въ совершенной опалѣ (Об. Д.).

Въ печати появились они не прежде 1804 г.: ими открывается сентябрская книжка Друга просвѣщенiя за этотъ годъ (ч. III, стр. 187), гдѣ они помѣщены съ подписью Державинъ, подъ заглавiемъ: На возвращенiе изъ Персiи чрезъ Кавказскiя горы графа В. А. Зубова, 1797 года. Въ изданiи 1808 см. ч. II, XXIII.

 

* Подлинныя слова изъ одного рескрипта (Ист. войны въ 1799 г., Спб. 1852, т. I, стр. 23).

** Главное имѣнiе было Вюрцау съ зàмкомъ и садомъ, разведеннымъ Анной Iоанновной, когда она была герцогиней курляндской (Гельбигъ).

[2] Смиренно на соломѣ спятъ.

Первая строфа составляетъ отчасти подражанiе 16-й оде II-й книги Горацiя; ту же оду перелагалъ и Дмитрiевъ (см. его Соч., М. 1818, ч. I, стр. 40, гдѣ однакожъ ссылка на Горацiя сдѣлана совершенно невѣрно). У Дмитрiева такъ начинается 2-я строфа:

«При старости и жизни въ цвѣтѣ

Всегда въ отраду намъ покой».

Начало оды въ подлинникѣ:

«Otium Divos rogat in patenti

Prensus Aegaeo, simul atra nubes

Condidit lunam» и проч.

Въ переводѣ же г. Фета:

«Проситъ покоя съ небесъ, кто трепещетъ

Моря Эгейскаго камней подводныхъ и т. д.

Проситъ покоя средь битвы Ѳракiя,

Просятъ Мидiйцы, колчанъ за спиною»...

Въ 2-й и 3-й строфѣ у Державина развита мысль, встрѣчающаяся также у Горацiя въ извѣстной одѣ Лицинiю (ср. Томъ I, стр. 490):

«Златую избралъ кто посредственность на долю,

Тотъ будетъ презирать, покоенъ до конца,

Лачугу грязную и пышную неволю

Завиднаго дворца» (кн. II, ода 10 въ перев. г. Фета).

[3] Идетъ середнею стезей.

Ср. въ предыдущемъ примѣчанiи выраженiе Горацiя «Златую посредственность» и стихъ Державина въ одѣ На умѣренность (Томъ I, стр. 497):

Держися лучше середины,

съ соотвѣтствующимъ примѣчанiемъ (ср. тамъ же стр. 491).

[4] Прошелъ ты съ воинствомъ Кавказъ.

Уже и Ломоносовъ въ своихъ картинахъ Россiи иногда упоминаетъ Кавказъ; но Державинъ первый изъ русскихъ писателей обрисовалъ нѣсколькими крупными чертами тамошнюю природу, которая послѣ такъ часто вдохновляла нашихъ поэтовъ и повѣствователей. Образы, здѣсь начертанные, можетъ статься, были переданы ему въ разсказахъ самого Зубова. Ср. стихотворенiе Пушкина Кавказъ (1829).

[5] И гласъ его гремитъ въ горахъ.

Гоголь, въ своей блестящей характеристикѣ Державина, выписываетъ послѣднiе пять стиховъ этой строфы и говоритъ: «Тутъ, казалось, хотѣлъ создаться зримо образъ старца Каспiя, но потерялся въ какомъ-то духовномъ незримомъ очертанiи: ухо слышитъ одинъ гулъ гремящаго моря, и вмѣстѣ съ сѣдыми власами старца подъемлется волосъ на головѣ самого читателя, пораженнаго суровымъ величiемъ картины» (Сочиненiя и письма Н. В. Гоголя, т. III, стр. 442).

[6] Огромныхъ змѣй стога кишатъ.

Между Каспiйскимъ моремъ и Испаганью есть мѣсто, почти непроходимое отъ множества змѣй, и потому называемое Змѣинымъ полемъ (Об. Д.).

[7] Внизу, вверху ты видѣлъ все.

Зубовъ возвысился изъ незнатнаго дворянскаго рода и потому зналъ не только дворъ, но и низшiе слои общества (Об. Д.).

[8] Ты зрѣлъ, — и какъ въ Вратахъ Желѣзныхъ...

Дербентъ называется по-турецки Темиръ-Капу, чтò значитъ желѣзныя врата; персидское же слово Дербентъ означаетъ загороженный входъ (входъ въ гавань изъ моря былъ прежде загражденъ желѣзною цѣпью): деръ — ср. дверь; бентъ — ср. binden (H. Ханыков).

[9] Въ тебѣ я Александра чтилъ —

т. е. Александра Македонскаго, какъ завоевателя Персiи. Здѣсь Державинъ вспоминаетъ свою оду На покоренiе Дербента (см. выше примѣч. 1), въ которой было между прочимъ сказано (строфа 3):

Въ столѣтнемъ старцѣ Дарiй зрится,

А юный Александръ — въ тебѣ.

Гельбигъ въ Russ. Günstlinge считаетъ разсказъ о столѣтнемъ старцѣ недостовѣрнымъ; но этотъ разсказъ, повторенный и Бантышъ-Каменскимъ въ его Словарѣ, основывается на подлинномъ донесенiи Зубова, которое мы нашли въ копiи между бумагами Державина и откуда выписываемъ относящееся сюда мѣсто: «Но единъ остановилъ наше стремленiе, и былъ то 120-и лѣтнiй старецъ, поднесшiй въ началѣ столѣтiя ключи Дербентской крѣпости Петру Великому Первому. Оруженосецъ Екатерины Второй тѣ же ключи отъ того же старца принялъ 10-го мая 1796 года».

[10] А добродѣтель вѣкъ живетъ.

Въ этомъ и предыдущемъ стихѣ передано содержанiе всей 5-й строфы оды На покоренiе Дербента:

Но знай: какъ свѣтлый метеоръ,

Такъ блескъ трiумфовъ пролетаетъ;

Почти тогда жъ и исчезаетъ,

Коль скоро удивляетъ взоръ;

А добродѣтели святыя,

Какъ въ небе звѣзды, вѣкъ горятъ.

[11] Объятiя друзей своихъ.

«Сей графъ Зубовъ былъ человѣкъ снисходительный: говорилъ и выслушивалъ всякаго съ откровеннымъ сердцемъ, не такъ, какъ братъ его, любимецъ императрицы, несравненно старшихъ, почтѣннейшихъ себя людей принималъ весьма гордо, не удостоивая иногда и преклоненiемъ головы» (Об. Д.; ср. Томъ I, стр. 600). О В. А. Зубовѣ Жихаревъ въ «Дневникѣ студента» (Записки Соврем., стр. 302) говоритъ: «Зубовъ зналъ во всемъ мѣру, былъ человѣкъ отличныхъ свойствъ, необыкновенно уменъ и такой сердечной доброты, что невольно привлекалъ къ себѣ любовь всѣхъ, его знавшихъ. И не даромъ Державинъ въ то время, когда Зубовъ впалъ въ опалу и возвращенъ изъ Персiи, написалъ къ нему одну изъ прелестнѣйшихъ своихъ одъ, въ которой встрѣчаются такiе глубокомысленные и доказывающiе необыкновенное знанiе человѣческаго сердца стихи, какъ напримѣръ и проч.» (Здѣсь выписаны строфы 10 и 11 этой оды, при чемъ послѣднiе два стиха отмѣчены курсивомъ).

[12] Учиться никогда не поздно.

Будучи при императорѣ Павлѣ въ изгнанiи, Валерiанъ Зубовъ просился въ чужiе краи, чтобы въ путешествiи чему-нибудь научиться (Об. Д.). Въ Воспоминанiяхъ Булгарина разсказанъ случай, въ которомъ Державинъ выразился довольно сходно объ ученiи. По словамъ Булгарина, графъ Вас. Вас. Орловъ-Денисовъ, вступивъ въ службу на 12-мъ году отъ рожденiя, не зналъ ничего, кромѣ русской грамоты. «Державинъ любилъ графа... и, узнавъ, что онъ не въ состоянiи платить учителямъ на дому, присовѣтовалъ ему вступить въ пансiонъ, сказавъ, что учиться никогда и нигдѣ не стыдно». Графъ, будучи уже войсковымъ старшиною, дѣйствительно сталъ ходить въ частный пансiонъ и узналъ между прочимъ языки французскiй и нѣмецкiй (Восп. Б., ч. III, стр. 296).

[13] Еще горитъ его звѣзда.

Хотя Суворовъ въ первое время царствованiя Павла былъ также въ опалѣ и жилъ въ своемъ имѣнiи (селѣ Кончанскомъ) близъ Боровичей, однакожъ Державинъ предугадывалъ, что полководца ожидаютъ новые подвиги (Об. Д.). О причинѣ опалы Суворова см. ниже, подъ этимъ же годомъ, пьесу Къ Лирѣ.

[14] Къ которому мы всѣ идемъ.

Въ Другѣ просвѣщ., гдѣ настоящая ода въ первый разъ была напечатана (см. выше примѣч. 1), къ концу ея прибавлено четырехстишiе по поводу случившейся незадолго передъ тѣмъ кончины В. Зубова:

Пришелъ теперь къ сему покою

И ты, прекрасный человѣкъ;

Когда бъ толь славною стезею

И мой пресѣкся вѣкъ!

Передъ подписью имени поэта означенъ день смерти Зубова: 21 iюня 1804 г. (онъ умеръ въ Курляндiи).

Въ той же книжкѣ журнала вслѣдъ за этой одой помѣщено стихотворенiе Державина Волховъ Кубрѣ (см. подъ 1804 г.), въ которомъ 10-й куплетъ также посвященъ памяти Зубова и состоитъ изъ слѣдующихъ стиховъ:

Уже и вождь, ногой желѣзной

Ступавшiй Александра въ слѣдъ,

Прекрасный человѣкъ, любезный,

Лучъ бѣдныхъ, — блещетъ между звѣздъ.



[i] Къ примѣч. 8. По поводу этого примѣчанія В. В. Вельяминовъ-Зерновъ сообщилъ намъ слѣдующее: «Такое толкованіе слову Дербендъ дѣйствительно возможно; деръ по-персидски значитъ дверь, а бендъ отъ глагола бенденъ то же, что binden. Такътолкуетъ слово Дербендъ и КлапротъНо Каземъ-бекъ въ своемъ Дербендъ-намэстр. 474, 475, пр. 10, пишетъ: The common name of the fortress is Derbend, which in the Persian language signifies the shutter of the qates, i. e. the defender of the pass, and not porte fermée, as translates it Klaproth*. — Толкованіе Каземъ-бека кажется вѣрнѣеТо же самое объясненіе слова Дербендъ находится и въ извѣстномъ персидско-англійскомъ лексиконѣ Джонсона, который подъ словомъ Дербендъ пишетъ: dar-band. The bar of a door. A barrier. A narrow and difficult pass through mountains. Name of a fortress on the Caspian See»**.

Теобщеупотребительное названіе крѣпости — Дербендъчтò по-персидски значитъ запиратель воротъили защитникъ проходаа не запертыя воротакакъ переводитъ Клапротъ.

** Даръ-бандъ. Затворъ у двери. Преграда. Тѣсный и трудный проходъ черезъ горы. Названіе крѣпости на Каспійскомъ морѣ.