<Памятник // Сочинения Державина: [в 9 т.] / с объясн. примеч. [и предисл.] Я. Грота. — СПб.: изд. Имп. Акад. Наук: в тип. Имп. Акад. Наук, 1864—1883. Т. 1: Стихотворения, ч. 1: [1770—1776 гг.]: с рис., найденными в рукописях, с портр. и снимками. — 1864. С. 785—788>
1796.
CXXII. ПАМЯТНИКЪ[1].
__[i]
Я памятникъ себѣ воздвигъ чудесный, вѣчный;
Металловъ тверже онъ и выше пирамидъ:
// 785
Ни вихрь его, ни громъ не сломитъ быстротечный
И времени полетъ его не сокрушитъ.
// 786
Такъ! — весь я не умру; но часть меня большая,
Отъ тлѣна убѣжавъ, по смерти станетъ жить[2],
И слава возрастетъ моя, не увядая,
Доколь Славяновъ родъ вселена будетъ[ii] чтить[3].
Слухъ пройдетъ обо мнѣ отъ Бѣлыхъ водъ до Черныхъ,
Гдѣ Волга, Донъ, Нева, съ Рифея льетъ Уралъ;
Всякъ будетъ помнить то въ народахъ неисчетныхъ,
Какъ изъ безвѣстности я тѣмъ извѣстенъ сталъ,
Что первый я дерзнулъ въ забавномъ русскомъ слогѣ[4]
О добродѣтеляхъ Фелицы возгласить,
// 787
Въ сердечной простотѣ бесѣдовать о Богѣ
И истину царямъ съ улыбкой говорить.
О Муза! Возгордись заслугой справедливойа
И, презритъ кто тебя, сама тѣхъ презирай;
Непринужденною рукой, неторопливой,
Чело твое зарей безсмѣртія вѣнчайб.
а Гордись же, Муза, сей заслугой справедливой
И, презритъ кто тебя, на тѣхъ сама не зри (Рукоп.).
б Укрась мое чело безсмѣртія въ зари.
— Вѣнцомъ безсмѣртія чело мое вѣнчай.
// 788
[1] Подражаніе одѣ Горація Къ Мельпоменѣ (кн. 3, ода 30), сперва озаглавленное и у Державина Къ Музѣ.
Здѣсь всего яснѣе выразилось сознаніе Державина въ своемъ поэтическомъ достоинствѣ и значеніи, сознаніе, которое уже прежде высказывалось у него, напр., въ одахъ Видѣніе Мурзы и Мой истуканъ. На такое смѣлое заявленіе о самомъ себѣ, какое мы видимъ въ Памятникѣ, онъ, можетъ быть, не рѣшился бы безъ примѣра Горація, который въ XVIII столѣтіи считался образцомъ во всѣхъ европейскихъ литературахъ. Нѣмецкіе поэты, бывшіе въ рукахъ Державина, особенно Гагедорнъ, щедро воздавали римскому лирику дань удивленія, а другъ Державина, Капнистъ, превелъ оду Горація, послужившую подлинникомъ Памятника, въ стихахъ, которые начинаются такъ:
«Я памятникъ себѣ воздвигнулъ долговечной;
Превыше пирамидъ и крѣпче мѣди онъ.
Ни ѣдкіе дожди, ни бурный Аквилонъ,
Ни цѣпь несмѣтныхъ лѣтъ, ни время быстротечно
Не сокрушатъ его. — Не весь умру я; нѣтъ: —
Большая часть меня отъ вѣчныхъ Паркъ уйдетъ» и проч.
(Соч. Капниста, изд. Смирд. 1849, стр. 454).
Ср. новѣйшій переводъ г. Фета въ Одахъ Горація (стр. 107) и Памятникъ Пушкина (1836 г.). «Любопытно», говоритъ г. Галаховъ, «сличить три стихотворенія: Горація, Державина и Пушкина, чтобы видѣть, чтò именно каждый поэтъ признавалъ въ своей дѣятельности заслуживающимъ безсмертія». Прибавимъ, что Пушкинъ подражалъ уже не Горацію, а прямо Державину, сохранивъ не только то же число стиховъ и строфъ съ тѣмъ же заглавіемъ, какъ въ его Памятникѣ, но и весь ходъ мыслей, даже многія выраженія своего предшественника. По замѣчанію Бѣлинскаго (Соч. его, ч. VII, стр. 146), Державинъ выразилъ мысль Горація въ такой оригинальной формѣ, такъ хоршо примѣнилъ ее къ себѣ, что честь этой мысли такъ же принадлежитъ ему, какъ и Горацію. «Въ стихотвореніяхъ Державина и Пушкина», продолжаетъ критикъ, «резко обозначился характеръ двухъ эпохъ, которымъ принадлежатъ они: Д. говоритъ о безсмертіи въ общихъ чертахъ, о безсмертіи книжномъ; П. говоритъ о своемъ памятникѣ: «Къ нему не зарастетъ нардная тропа» и этимъ стихомъ олицетворяетъ ту живую славу для поэта, которой возможность настала только съ его времени.» Другой критикъ, задавая себѣ вопросъ: чтò цѣнилъ Державинъ въ своей поэзіи? отвѣчаетъ: «Служеніе на пользу общую. То же думалъ и Пушкинъ. Любопытно въ этомъ отношеніи сравнить, какъ они видоизмѣняютъ существенную мысль Гораціевой оды Памятникъ, выставляя свои права на безсмертіе. Горацій говоритъ: «Я считаю себя достойнымъ славы за то, что хорошо писалъ стихи»; Державинъ замгчаетъ это другимъ (образомъ): «Я считаю себя достойнымъ славы за то, что говорилъ правду и народу и царямъ»; Пушкинъ — «за то, что я благодѣтельно дѣйствовалъ на общество и защищалъ страдальцевъ» (Очерки Гоголевскаго періода русской лит., статья 4-ая въ Современникѣ 1856 г., т. LVI).
Памятникъ Державина былъ напечатанъ въ изданіяхъ: 1798 г., стр. 398, и 1808, ч. І, LXV; — въ обоихъ этимъ стихотвореніемъ кончается томъ. Памятникъ Пушкина также заканчиваетъ одинъ отдѣлъ стихотвореній въ изданіяхъ какъ Анненкова (т. ІІІ), такъ и Исакова (т. І).
Первый рисунокъ (Олен.) представляетъ поэта, взирающаго съ благоговѣніемъ на божественное сіяніе; второй — пьедесталъ съ книгою исторіи. Эта виньетка приложена къ І ч. изд. 1808 г.
[2] Отъ тлѣна убѣжавъ, по смерти станетъ жить.
Здѣсь конечно рѣчь идетъ не о безсмертіи души въ другомъ мірѣ, а объ отраженіи духа поэта въ его произведеніяхъ. Пушкинъ понялъ это, когда сказалъ точнѣе:
«Нѣтъ! весь я не умру: душа въ завѣтной лирѣ
Мой прахъ переживетъ и тлѣнья убѣжитъ».
[3] Доколь Славяновъ родъ вселена будетъ чтить.
Неправильную форму Славяновъ позволилъ себѣ и Пушкинъ, по примѣру Державина, но не въ Памятникѣ, а въ Бородинской годовщинѣ (1831):
«Хмельна для нихъ Славяновъ кровь».
[4] Что первый я дерзнулъ въ забавномъ русскомъ слогѣ и проч.
Ср. выше, стр. 132, характеристику новаго въ русской поэзіи направленія Державина, по отзывамъ его современниковъ.
[i] Ода Горація, которой подражалъ здѣсь Державинъ, переведена еще Ломоносовымъ въ его Риторикѣ, § 268, откуда выписываемъ нѣсколько стиховъ:
«Я знакъ безсмертія себѣ воздвигнулъ
Превыше пирамидъ и крѣпче мѣди….
Не вовсе я умру; но смерть оставить
Велику часть мою, какъ жизнь скончаю….
Взгордися праведной заслугой, Муза,
И увѣнчай главу дельфійскимъ лавромъ.»
[ii] Къ примѣч. 3. Форма Славяновъ идетъ отъ самаго Ломоносова, см. въ его 19-й одѣ 3-ю строфу съ конца. Ту же неправильность позволилъ себѣ и Дмитріевъ въ Освобожденіи Москвы.