Федра

< ФЕДРА // Сочинения Державина: [в 9 т.] / с объясн. примеч. [и предисл.] Я. Грота. — СПб.: изд. Имп. Акад. Наук: в тип. Имп. Акад. Наук, 1864—1883. Т. 4:  >

ИЗЪ ПЕРЕВОДА РАССИНОВОЙ ТРАГЕДIИ

«ФЕДРА»

 

РАЗСКАЗЪ ТЕРАМЕНА[1]

(Дѣйствiе V, явленiе VI.)

 

Едва мы за собой оставили Трезенъ,

На колесницѣ онъ, бывъ стражей окруженный,

Стопами тихими уныло провожденный,

Задумчиво сидя, къ Меценѣ путь склонялъ

И пущенныхъ изъ рукъ возжей не напрягалъ.

Прекрасные кони, бывъ прежде горделивы,

По голосу его и ркотки и ретивы,

Шли, преклоняя главы, и тускомъ ихъ очей

Казались сходны съ нимъ печалiю своей.

Тутъ вдругъ ужасный шумъ сквозь моря влагу бурну

Возсталъ и возмутилъ всю тишину лазурну;

Стонъ, гулами изъ нѣдръ подземныхъ отразясь,

Вкругъ глухо отвѣчалъ на волнъ ревущихъ гласъ.

Проникъ намъ мразъ сердца, застыла кровь симъ дивомъ,

У смѣтливыхъ коней возстали гривы дыбомъ.

Изъ черныхъ безднъ тогда средь блѣдна лона волнъ

Поднявшися, возсталъ огромный водный холмъ;

Предъ нимъ бѣгущiй валъ скача, плеща, стремился,

И въ пѣнистыхъ клубахъ въ немъ чудный звѣрь явился:

Широкое чело, рогастое, грозитъ,

Какъ мѣдна чешуя, блестя, на немъ горитъ;

Подводный былъ то волъ, или драконъ ужасный;

Крутя, горбя хребетъ и ошибъ вьющiй страшный

Завылъ, — и со бреговъ вдругъ огласился вой;

Померкли небеса, его зря подъ собой,

Земля содрогнулась, весь воздухъ заразился;

Принесшiй валъ его вспять съ ревомъ откатился;

Бѣжало въ страхѣ все, не смѣя противъ стать,

И всякъ искалъ себя въ ближайшемъ храмѣ спасть;

Но только Ипполитъ, достойный сынъ героя,

Коней остановя, какъ бы среди покоя,

Беретъ свое копье, къ чудовищу летитъ

И въ чревѣ язву имъ широкую творитъ;

Страшилище, съ копья вспрянувъ, остервенѣло;

Но падши подъ коней, трепещущи ревѣло,

Каталось по песку, зѣвъ рдяный разверзавъ,

Рыгало кровь и дымъ и, пламенемъ дыхавъ,

Коней страшило, жгло. — Тутъ кони обуяли

И въ первый разъ еще внимать его престали;

Не слушаютъ, летятъ, сталь въ зуьы закуся,

Кровь съ пѣной съ броздъ лiютъ, чрезъ все его неся;

И даже, говорятъ, что въ страшномъ семъ разскакѣ

Богъ нѣкiй ихъ чрева бодалъ во пыльномъ мракѣ;

Съ размаху вринулась упряжка между скалъ.

Ось хряснула, сломясь, — и твой безстрашный палъ

Со колесницы сынъ, ее зря раздробленной;

Помчался вслѣдъ коней, возжами заплетенный.

Прости мнѣ, государь, мой плачъ! — Сей страшный видъ

По гробъ мой жалости слезъ токи источитъ!

Самъ видѣлъ, государь, — иначе бъ не повѣрилъ:

Твой влекся сынъ коньми, которыхъ онъ лелѣялъ;

Хотѣлъ остановить; но гласомъ ихъ пужалъ,

Поколь, самъ кровью весь облившись, трупомъ сталъ.

Стенаньми нашими окрестность оглашалась;

Но ярость конская отнюдь не уменьшалась.

Остановилися ужъ сами близъ гробницъ,

Гдѣ древнихъ прахъ царей почiетъ и царицъ.

Бѣгу туда, воплю, — и стража вся за мною;

Истекша кровь струей вела насъ за собою;

Покрыты камни ей, обвитъ власами тернъ,

По коему онъ былъ порывисто влеченъ.

Пришедъ, его зову. Онъ, длань простря мнѣ блѣдну,

Открылъ полмертвый взоръ и ниспустилъ духъ въ бездну,

Сказавъ: «Безвинно рокъ мои отъемлетъ дни …

«Арисiю по мнѣ, любезный другъ, храни;

И выдетъ мой отецъ когда изъ заблужденья,

Къ сыновней злой судьбѣ окажетъ сожалѣнье,

Проси, печальну тѣнь спокоилъ чтобъ мою,

Ко плѣнницѣ явилъ щедроту бы свою

И ей бы возвратилъ…» При сихъ словахъ мгновенно

Оставилъ намъ герой лишь тѣло обагрено, —

Печальнѣйшiй предметъ свирѣпости боговъ, —

Кого бы не позвалъ и самый взоръ отцовъ.